Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 1. Новые испытания [litres]

Я снова вспомнила о таинственном мистере Бичеме. Франция по-прежнему сохраняла нейтралитет; мы были бы в большей безопасности на корабле под французским флагом. По крайней мере, он уберег бы нас от бесчинств британского военного флота. А что касается мотивов самого мистера Бичема… Я неохотно согласилась с желанием Фергуса не иметь ничего общего с этим человеком, но все-таки почему Бичем так сильно интересовался Фергусом?

Еще мне хотелось узнать, не имеет ли он отношение к моим родственникам Бичемам, что вряд ли было возможно. Я помнила, что дядя Лэмб составил примитивную родословную нашей семьи, главным образом для меня, но тогда я не обратила на нее должного внимания. Интересно, куда она делась? Дядя Лэмб вручил картонную папку с аккуратно напечатанной родословной нам с Фрэнком в день свадьбы.

Возможно, я упомяну мистера Бичема в следующем письме к Брианне. У нее остались все наши старые семейные записи: коробки древних налоговых квитанций, коллекция ее собственных школьных работ и художественных проектов… Я улыбнулась, вспомнив глиняного динозавра, которого она слепила в восемь лет: зубастое чудовище, пьяно перекосившееся на один бок. Из его пасти торчало что-то цилиндрическое.

– Это он поедает млекопитающее, – сообщила Брианна.

– А что случилось с ногами млекопитающего? – поинтересовалась я.

– Отвалились, когда динозавр на них наступил.

Воспоминание отвлекло меня, и тут же наглая чайка спикировала вниз и клюнула меня в руку, выбив оставшийся кусок булки на землю, где его мгновенно подхватили галдящие сородичи птицы.

Я чертыхнулась – клюв чайки оставил кровоточащую царапину на тыльной стороне моей ладони, – схватила брошюру и швырнула ее в самую гущу суетящихся птиц. Книжица попала одной из них в голову, и птица перевернулась в сумасшедшем вихре крыльев и страниц, разогнавшем сборище. Выкрикивая чаячьи ругательства, стая разлетелась, не оставив за собой ни крошки.

– Ха! – повторила я с мрачным удовлетворением.

Повинуясь смутному предубеждению против мусора на улице, явно вынесенному из двадцатого века – здесь, конечно, ничего подобного не существовало, – я подобрала брошюрку, которая распалась на несколько частей, и сложила листы неаккуратной стопкой.

Книжица называлась «Исследование милосердия», а подзаголовок гласил: «Размышления о природе Божественного сострадания и его проявлениях в человеческой натуре, а также наставление о его приобретении для совершенствования отдельного индивидуума и всего человечества». Я подумала, что подобные названия вряд ли пользуются большим спросом, и запихнула брошюрку на самое дно корзинки.

У меня вдруг возникла другая мысль. Интересно, найдет ли когда-нибудь Роджер эту брошюрку в архивах? Вполне возможно.

Означает ли это, что мы – или я – должны делать нечто особенное, чтобы удостоиться упоминаний, которые попадут в пресловутые архивы? Учитывая, что в любые времена пресса уделяет больше всего внимания войнам, преступлениям, трагедиям и другим бедствиям, я решила, что лучше не нужно. Несколько раз меня задевала скандальная известность, и каждый раз это было довольно неприятно. Меньше всего мне хотелось, чтобы Роджер нашел сообщение о том, что меня повесили за ограбление банка, казнили за колдовство или заклевали до смерти мстительные чайки.

Нет уж, лучше я просто расскажу Бри о мистере Бичеме и нашей семейной родословной, а если Роджер захочет узнать об этом поподробнее, что ж, ему и карты в руки. Конечно, я никогда не узнаю, нашел ли он мистера Персиваля на том листке, но если так, то Джем и Мэнди будут немного больше знать о своем генеалогическом древе.

И все-таки, где же эта папка? В последний раз я видела ее в кабинете Франка, она лежала на его шкафу для хранения документов. Я отчетливо ее помнила, потому что дядя Лэмб нарисовал на ней нечто причудливое, скорее всего, фамильный герб семьи…

– Прошу прощения, мадам, – учтиво произнес глубокий голос позади меня. – Я увидел, что вы…

Внезапно вырванная из своих воспоминаний, я недоуменно оглянулась, смутно узнавая…

– Иисус твою Рузвельт Христос! – воскликнула я, вскакивая на ноги. – Это вы!

Отпрянув назад, я зацепила ногой корзинку и упала бы в гавань, если бы Том Кристи инстинктивно не схватил меня за руку. Он оттащил меня от края пристани, и я упала ему на грудь. Том отшатнулся, словно я была из раскаленного металла, затем схватил меня в объятия, крепко прижал к груди и поцеловал страстно и самозабвенно. Потом отстранился, вглядываясь в мое лицо, и выдохнул:

– Вы же мертвы!

– Как видите, нет, – сказала я, ошарашенно оправдываясь.

– Прошу… Прошу прощения, – выдавил он, отпуская мои руки. – Я… я… я…

Он побелел, словно призрак, и я даже испугалась, что он сейчас свалится в воду. Вряд ли я сама выглядела намного лучше, но, по крайней мере, твердо держалась на ногах.

– Вам лучше присесть, – сказала я.

– Я… Нет, только не здесь, – резко бросил Том.

Что верно, то верно. На набережной толпились люди, и наше небольшое столкновение уже привлекло внимание. Пара зевак уставились в открытую, подталкивая друг друга локтями, а спешащие по своим делам торговцы, моряки и докеры бросали на нас чуть менее откровенные взгляды. Я понемногу пришла в себя и снова смогла соображать.

– У вас есть комната? Ох нет… туда нельзя, да?

Я слишком хорошо представляла, какие истории разнесутся по городу буквально через минуту после того, как мы покинем доки. А уж если мы направимся в комнату к мистеру Кристи… Сейчас я могла думать о нем только как о «мистере Кристи».

– Таверна, – решительно произнесла я. – Идемте.

Таверна Саймондса находилась в нескольких минутах ходьбы, и мы дошли до нее в полном молчании. Время от времени я украдкой посматривала на Тома, чтобы убедиться, что он не призрак, и чтобы понять, как у него теперь идут дела.

А дела, похоже, шли неплохо. Он был одет в приличный темно-серый костюм и чистую рубашку – может, не слишком модно (я прикусила губу, представив модного Тома Кристи), но, по крайней мере, не в обноски.

Он выглядел почти так же, как в нашу последнюю встречу. Хотя нет, подумала я. Сейчас он выглядел гораздо лучше. В последний раз, когда я его видела, он был измучен горем, совершенно разбит после трагической гибели дочери и возникших сложностей. А видела я его почти два года назад, на «Крузере», военном британском корабле, где нашел пристанище губернатор Мартин, изгнанный из колонии.

Тогда мистер Кристи заявил, что, во-первых, собирается признаться в убийстве своей дочери, в котором обвинили меня. Во-вторых, он любит меня и, в-третьих, хочет, чтобы его казнили вместо меня. Все это вместе делало его внезапное воскрешение не только удивительным, но и в значительной мере неловким.