Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 1. Новые испытания [litres]

– Спасибо, – тихо проговорила я, – за то, что рассказал. И за нож тоже.

Джейми кивнул и повернулся, чтобы взять бриджи.

– Я люблю ветчину, – сказал он.

Уильям жалел, что не может поговорить с отцом. И вовсе не потому, что лорд Джон пустил бы в ход какие-то рычаги, нет. Ему просто хотелось услышать парочку полезных советов. Но, к сожалению, лорд Джон вернулся в Англию, и Уильям остался наедине со своими печалями.

Если быть точным, то не совсем наедине. Сейчас Уильям командовал отрядом солдат, которые охраняли таможенный пропускной пункт на краю Лонг-Айленда. Уильям злобно прихлопнул комара, севшего на его запястье. Жаль, что нельзя сделать то же самое с Клэрвеллом.

Лейтенант Эдвард Маркхэм, маркиз Клэрвелл. Известный Уильяму и паре его самых близких друзей еще как Нед-без-подбородка или Понс [52] Ponce – педик, гомосексуалист ( англ. ). . Почувствовав комариный укус, Уильям хлопнул по собственному выдающемуся подбородку и вдруг заметил, что двое его людей куда-то исчезли. Громко зовя их по имени, Уильям направился к фургону, который они проверяли.

Рядовой Уэлч выскочил из-за фургона, словно чертик из табакерки, испуганно тараща глаза и вытирая рот. Уильям подался вперед, принюхался и коротко обронил:

– Виновен. Где Лонфол?

Тот был в фургоне: торопливо заключал сделку с его владельцем за три бутылки контрабандного бренди, который вышеуказанный джентльмен собирался незаконно провезти. Угрюмо отмахиваясь от полчищ комаров-людоедов, налетевших с болот неподалеку, Уильям арестовал владельца фургона, подозвал трех солдат из своего подразделения и велел отвести контрабандиста, Уэлча и Лонфола к сержанту. Затем поправил ружье и встал посреди дороги, одинокий и безжалостный, всем своим видом угрожая любому, кто попытается пройти или проехать.

Словно в насмешку, дорога, на которой все утро не прекращалось движение, ненадолго опустела, что дало Уильяму возможность вернуться к злобным мыслям о Клэрвелле.

Наследник из очень влиятельной семьи, находящийся в интимной связи с лордом Нортом, прибыл в Нью-Йорк неделей раньше Уильяма, и его тоже отправили в штаб Хау. Там он уютно устроился, всячески угождая генералу Хау, который, к его чести, имел обыкновение моргать и таращиться на Понса, словно пытаясь вспомнить, кто он такой и какого черта делает в штабе. Кроме того, Клэрвелл обхаживал и капитана Пикеринга, главного генеральского адъютанта, человека тщеславного и куда более восприимчивого к безудержному подхалимству Неда.

В результате Неду постоянно перепадали самые интересные задания: короткие разведывательные экспедиции с генералом, сопровождение его на встречах с индейскими вождями и тому подобное, в то время как Уильям и несколько других младших офицеров перебирали бумаги и умирали от скуки. Прискорбное положение, особенно после упоительной и свободной жизни разведчика.

Уильяма не тяготили трудности казарменного быта и армейская бюрократия. Отец научил его сохранять самообладание в сложных ситуациях и противостоять скуке, умело обращаться с болванами и использовать в качестве оружия ледяную вежливость. Но в один прекрасный день кто-то, не обладающий силой воли Уильяма, сорвался и, не устояв перед выразительностью профиля Неда, нарисовал карикатуру на капитана Пикеринга, изобразив того со спущенными до лодыжек бриджами. Капитан что-то выговаривал младшему составу и, очевидно, совершенно не замечал Понса, который, нагло ухмыляясь, выглядывал из его задницы.

Сам Уильям не участвовал в создании этого возмутительного образа – хотя и был бы не против, – но Нед увидел, как он смеется над рисунком, и в редком для себя проявлении мужественности ударил Уильяма кулаком в нос. Последовала потасовка, в ходе которой младшие офицеры очистили помещение, а кое-какая мебель оказалась поломанной. В результате Уильям с капающей на рубашку кровью предстал перед холодным взором капитана Пикеринга, а оскорбительная карикатура лежала на столе в качестве доказательства.

Уильям, конечно, отрицал свое авторство, но наотрез отказался сказать, кому оно принадлежит. Он использовал ледяную вежливость, которая сработала так хорошо, что Пикеринг не отправил Уильяма на гауптвахту. Всего лишь на Лонг-Айленд.

– Чертов жополиз! – пробормотал Уильям, глядя на приближающуюся торговку молоком с такой яростью, что женщина вначале замерла как вкопанная, а потом боязливо прошла мимо, не сводя с него выпученных глаз, словно боялась, что он вот-вот взорвется.

Уильям оскалился, отчего она испуганно пискнула и припустила с такой скоростью, что расплескала молоко из ведер, которые несла на коромысле.

Уильяму стало стыдно, захотелось догнать женщину и извиниться, но он не мог: двое погонщиков гнали вниз по дороге стадо свиней прямо ему навстречу. Бросив взгляд на приближающуюся массу шевелящейся визжащей плоти в пятнистых, перемазанных грязью шкурах и с разодранными ушами, Уильям проворно запрыгнул на перевернутое ведро, которое служило ему командным пунктом. Погонщики весело замахали руками, выкрикивая то ли приветствия, то ли ругательства. Уильям не был уверен, что они говорили на английском, и не собирался это выяснять.

Свиньи прошли, оставив его посреди моря взбитой копытами грязи, обильно усеянной свежим пометом. Уильям хлопнул, разгоняя тучу надоедливых комаров, вьющихся над головой, и подумал, что с него хватит. Он торчит на Лонг-Айленде уже две недели, тринадцать с половиной бесконечных дней. Впрочем, недостаточно долгих, чтобы заставить его извиниться перед Недом-без-подбородка или капитаном Пикерингом.

– Подхалим! – пробормотал Уильям.

Вообще-то, альтернатива у него была. И чем дольше Уильям торчал здесь с комарами, тем привлекательнее она казалась.

Путь от штаба до таможенного поста был довольно долгим, особенно если проделывать его дважды в день, поэтому Уильяма определили на постой к некоему Калперу и его двум сестрам. Калперу это совсем не нравилось, и у него начинал дергаться левый глаз всякий раз, когда он видел Уильяма, но обе пожилые дамы души в нем не чаяли, и Вилли по мере возможности благодарил их за заботу, принося то конфискованную ветчину, то отрез батиста. Прошлым вечером он пришел с куском хорошего копченого бекона, когда мисс Эбигейл Калпер сообщила шепотом, что у него гость.

– Курит во дворе, – сказала она, наклонив голову в чепце в сторону дома. – Боюсь, сестра против того, чтобы в доме курили.

Уильям подумал, что кто-то из его друзей приехал составить ему компанию или, возможно, привез известие об официальном прощении, которое вернуло бы его из ссылки на Лонг-Айленде, но вместо этого увидел капитана Ричардсона. Тот с трубкой в руке медитативно наблюдал, как петух Калперов топчет курицу.