Рэй Брэдбери - Истории о динозаврах [litres]

В этом рассказе – он лёг в основу фильма «Чудовище с глубины 20 000 саженей» – я в полной мере выразил свою накопившуюся любовь к такого рода существам; что и привлекло внимание Джона Хьюстона в 1953 году. Он прочёл рассказ и посочувствовал горестной судьбе чудища, который принял заунывный голос сирены за брачный зов другого такого же затерянного в пучине зверя. Хьюстону почудился в рассказе призрак Мелвилла, и он пригласил меня написать сценарий к «Моби Дику»*.

На самом-то деле Хьюстон, конечно же, почуял вовсе не Мелвилла, но отголоски Шекспира и Библии в моей душе. А поскольку Белый Кит во всей его красе и мощи родился из головы Мелвилла благодаря Библии и Шекспиру, дело закончилось тем же. Я получил работу, написал сценарий и какое-то время наблюдал, как Мелвилл вместе со своей доисторической зверюгой прочно обосновались в моей жизни этакой необъятной махиной.

Так что сами видите – динозавры, срывавшиеся с обрывистого плато в «Затерянном мире», старом фильме 1925 года, рухнули прямо на двенадцатилетнего меня, как и «Кинг-Конг». Смачно расплющенный в лепёшку, задыхаясь от любви, я метнулся к своей игрушечной пишущей машинке и всю оставшуюся жизнь умирал от этой безответной страсти.

На жизненном пути я повстречал ещё одного молодого человека, моего ровесника, одержимого той же самой любовью, чтобы не сказать – вожделением. Эти доисторические существа заполняли его дни и будоражили его ночи. Молодого человека звали Рэй Харрихаузен. В гараже на заднем дворе он создавал и оживлял методом покадровой анимации на восьмимиллиметровой киноплёнке целое семейство динозавров. Я частенько навещал всю семью, вертел ящеров в руках и целыми часами трепался со своим другом – долгими ночами напролёт на протяжении многих лет. Мы условились так: он вырастет и станет порождать динозавров – я вырасту и наделю их речью. Так всё и вышло.

«Чудовище с глубины 20 000 саженей» – первый и единственный наш общий фильм. Не шедевр, даже не бог весть что, зато он положил начало моей и его карьере, причём в итоге о его фильмах и зверях и о моих книгах узнали в самых отдалённых концах света. Своеобразной кульминацией стал торжественный вечер, когда я представлял Харрихаузена на специальном показе в его честь в Американской академии кинематографических искусств и наук*. Когда я закончил свою речь, из аудитории выбежала Фэй Рей, героиня «Кинг-Конга» 1933 года, и обняла нас обоих, украсив, так сказать, вишенкой торты двух жизней, которые начались с прямолинейной и немудрёной любви к динозаврам в музеях, кинозалах и гаражах.

На нашем пути мы с Харрихаузеном вынуждены были мириться с огромным количеством необязательных, беспринципных, вечно предвзятых и вечно не правых хамоватых режиссёров. Я так разозлился на одного такого за его обращение с Рэем, что написал рассказ «Тираннозавр Рекс» – просто чтобы выпустить пар.

А теперь признаюсь как на духу. Лет тридцать назад Рэй Харрихаузен, моя жена Мэгги и я побывали на опере «Зигфрид»: главную роль в ней исполнял знаменитый на тот момент тенор Юсси Бьёрлинг*. Но мы, понятное дело, не на Зигфрида любоваться пошли и не великолепную музыку слушать. Нам хотелось посмотреть на – благослови Господь наши нежные заблудшие души! – дракона Фафнира.

Я отлично понимаю, что после такого разоблачения мы с Харрихаузеном наверняка окажемся в чёрном списке любителей оперы как самые вульгарные, самые тупые, самые нераскаянные зрители «Зигфрида» в истории человечества. Смиряюсь с приговором и признаю свою вину. Тем не менее мы, все трое, уселись в нижнем левом углу балкона и, как нам показалось, чуть не девять часов (на самом деле, наверное, только восемь) прождали появления Фафнира.

И вот наконец Фафнир явился. Я разглядел целый дюйм его левой ноздри, Мэгги – один из усов, а Харрихаузен – лишь огромное облако пара, которое Фафнир исторг во время своей краткой «арии», прежде чем исчезнуть. Потому что, видите ли, наши места были размещены так дьявольски неудобно, а декорации на сцене воздвигнуты так хитро, что по меньшей мере треть аудитории на каждом спектакле так толком и не увидела чудища. Мы были в числе обездоленной трети.

Мы с Рэем потрясённо глядели друг на друга поверх головы моей жены. Долгое ожидание под эту, по общему признанию гениальную, музыку оказалось напрасным.

Вскорости после того мы бежали в фойе, а оттуда, разбитые и безутешные, домой.

Мимо нас, направляясь на запад, к морю, пронеслось великолепное авто, унося на заднем сиденье темноволосую королеву Элизабет Тейлор.

Нас это не утешило.

И хотя Фафнира я так и не увидел, я продолжал разыскивать его сородичей и фантазии, с ним связанные, в библиотеках и книжных лавках. Моя любовь к этим тварям сравнима разве что с моей любовью к книжным иллюстрациям.

За последние сорок лет, когда в большинстве американских художественных галерей только и встретишь что унылые быстросохнущие абстракции, я искал прибежища в ярких объятиях прерафаэлитов. Я мчался назад, в прошлое, через Лондон и Париж, с Гюставом Доре* и Гранвилем*, бранился с Джоном Мартином*, пытался реформировать нравы Джин-Лейн и Флит-Стрит заодно с Хогартом*, резвился при дворе Людовика вместе с Калло*. Я требовал сюжетов, символов, метафор, которыми богаты все их шедевры, – на меньшее я не соглашался. Гойя* гнал меня на войну, сидел рядышком на корриде, катал меня на ведьминских мётлах, и я уже не был прежним. Из художественных галерей двадцатого века я, как правило, выходил пошатываясь, точно после обеда в китайском ресторанчике, гадая, с чего это я проголодался уже час спустя.

<���…>

Все рассказы и стихи, представленные здесь, были написаны в течение многих лет в моменты, когда поутру, или ближе к вечеру, или в полночь я внезапно задавался вопросом: а о чём бы мне хотелось написать прямо сейчас? Ответ был, понятное дело: о динозаврах!

Всё это – истории и стихи в духе «А что, если…». Что, если динозавр на самом деле влюбился бы в ревуна? Что, если бы мы могли путешествовать во времени и возвращались бы в прошлое поохотиться на доисторических зверей?

Этот последний рассказ – следствие эксперимента, проделанного мною в 1950 году. Я просто сел за машинку однажды утром, понятия не имея, что за идея придёт мне в голову, набарабанил Машину Времени и забросил моих охотников назад за несколько миллионов лет – просто посмотреть, что будет.

Три часа спустя, после того как раздавили бабочку (и в результате нечаянно получился один из первых экологических рассказов), произведение было закончено, динозавр убит и вся политическая история поменялась навеки.

Рассказ «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Кроме динозавра?» порождён таким же несложным подходом. Ещё мальчишкой я мечтал в одно прекрасное утро проснуться с драконьими зубами; теперь я просто-напросто заправил ленту в пишущую машинку и позволил стареющему мальчугану пересказать свой ночной кошмар.