Алексей Николаевич Толстой - Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита [Художник Г. Зубковский]

За высокими, тёмного ореха, дверями, в кабинете среди диаграмм, картограмм и фотографий сидел химический король Роллинг. Профильтрованные посетители неслышно по бобрику входили в приёмную, садились на кожаные стулья и с волнением глядели на ореховую дверь. Там, за дверью, самый воздух в кабинете короля был неимоверно драгоценен, так как его пронизывали мысли, стоящие пятьдесят тысяч долларов в секунду.

Какое человеческое сердце осталось бы спокойным, когда среди почтенной тишины в приёмной вдруг зашевелится бронзовая, в виде лапы, держащей шар, массивная ручка орехового дерева и появится маленький человек в тёмно-сером пиджачке, с известной всему миру бородкой, покрывающей щёки, мучительно неприветливый, почти сверхчеловек, с желтовато-нездоровым лицом, напоминающим известную всему миру марку изделий: жёлтый кружок с четырьмя чёрными полосками… Приоткрывая дверь, король вонзался глазами в посетителя и говорил с сильным американским акцентом - «прошу».

Секретарь (с чудовищной вежливостью) спросил, держа золотой карандашик двумя пальцами:

- Простите, ваша фамилия?

- Генерал Субботин, русский… эмигрант.

Отвечавший сердито вскинул плечи и скомканным платком провёл по серым усам.

Секретарь, улыбаясь так, будто разговор касается приятнейших, дружеских вещей, пролетел карандашом по блокнотику и спросил совсем уже осторожно:

- Какая цель, мосье Субботин, вашей предполагаемой беседы с мистером Роллингом?

- Чрезвычайная, весьма существенная.

- Быть может, я попытаюсь изложить её вкратце для представления мистеру Роллингу.

- Видите ли, - цель, так сказать, проста, план… Обоюдная выгода…

- План, касающийся химической борьбы с большевиками, я так понимаю? - спросил секретарь.

- Совершенно верно… Я намерен предложить мистеру Роллингу.

- Я боюсь, - с очаровательной вежливостью перебил его секретарь, и приятное лицо его изобразило даже страдание, - боюсь, что мистер Роллинг немного перегружен подобными планами. С прошлой недели к нам поступило от одних только русских сто двадцать четыре предложения о химической войне с большевиками. У нас в портфеле имеется прекрасная диспозиция воздушно-химического нападения одновременно на Харьков, Москву и Петроград. Автор диспозиции остроумно развёртывает силы на плацдармах буферных государств, - очень, очень интересно. Автор даёт даже точную смету: шесть тысяч восемьсот пятьдесят тонн горчичного газа для поголовного истребления жителей в этих столицах.

Генерал Субботин, побагровев от страшного прилива крови, перебил:

- В чём же дело, мистер, как вас! Мой план не хуже, но и этот - превосходный план. Надо действовать! От слов к делу… За чем же остановка?

- Дорогой генерал, остановка только за тем, что мистер Роллинг пока ещё не видит эквивалента своим расходам.

- Какого такого эквивалента?

- Сбросить шесть тысяч восемьсот пятьдесят тонн горчичного газа с аэропланов не составит труда для мистера Роллинга, но на это потребуются некоторые расходы. Война стоит денег, не правда ли? В представляемых планах мистер Роллинг пока видит одни расходы. Но эквивалента, то есть дохода от диверсий против большевиков, к сожалению, не указывается.

- Ясно, как божий день… доходы… колоссальные доходы всякому, кто возвратит России законных правителей, законный нормальный строй, - золотые горы такому человеку! - Генерал, как орёл, из-под бровей упёрся глазами в секретаря. - Ага! Значит, указать также эквивалент?

- Точно, вооружась цифрами: налево - пассив, направо - актив, затем - черту и разницу со знаком плюс, которая может заинтересовать мистера Роллинга.

- Ага! - генерал засопел, надвинул пыльную шляпу и решительно зашагал к двери.

Не успел генерал выйти - в подъезде послышался протестующий голос мальчика для поручений, затем другой голос выразил желание, чтобы мальчишку взяли черти, и перед секретарём появился Семёнов в расстёгнутом пальто, в руке шляпа и трость, в углу рта изжёванная сигара.

- Доброе утро, дружище, - торопливо сказал он секретарю и бросил на стол шляпу и трость, - пропустите-ка меня к королю вне очереди.

Золотой карандашик секретаря повис в воздухе.

- Но мистер Роллинг сегодня особенно занят.

- Э, вздор, дружище… У меня в автомобиле дожидается человек, только что из Варшавы… Скажите Роллингу, что мы по делу Гарина.

У секретаря взлетели брови, и он исчез за ореховой дверью. Через минуту высунулся: «Мосье Семёнов, вас просят», - просвистал он нежным шёпотом. И сам нажал дверную ручку в виде лапы, держащей шар.

Семёнов встал перед глазами химического короля. Семёнов не выразил при этом особого волнения, во-первых, потому, что по натуре был хам, во-вторых, потому, что в эту минуту король нуждался в нём больше, чем он в короле.

Роллинг просверлил его зелёными глазами. Семёнов, и этим не смущаясь, сел напротив по другую сторону стола. Роллинг сказал:

- Ну?

- Дело сделано.

- Чертежи?

- Видите ли, мистер Роллинг, тут вышло некоторое недоразумение…

- Я спрашиваю, где чертежи? Я их не вижу, - свирепо сказал Роллинг и ладонью легко ударил по столу.

- Слушайте, Роллинг, мы условились, что я вам доставлю не только чертежи, но и самый прибор… Я сделал колоссально много… Нашёл людей… Послал их в Петроград. Они проникли в лабораторию Гарина. Они видели действие прибора… Но тут, чёрт его знает, что-то случилось… Во-первых, Гариных оказалось двое.

- Я это предполагал в самом начале, - брезгливо сказал Роллинг.

- Одного нам удалось убрать.

- Вы его убили?

- Если хотите - что-то в этом роде. Во всяком случае - он умер. Вас это не должно беспокоить: ликвидация произошла в Петрограде, сам он советский подданный, - пустяки… Но затем появился его двойник… Тогда мы сделали чудовищное усилие…

- Одним словом, - перебил Роллинг, - двойник или сам Гарин жив, и ни чертежей, ни приборов вы мне не доставили, несмотря на затраченные мною деньги.

- Хотите - я позову, - в автомобиле сидит Стась Тыклинский, участник всего этого дела, - он вам расскажет подробно.

- Не желаю видеть никакого Тыклинского, мне нужны чертежи и прибор… Удивляюсь вашей смелости - являться с пустыми руками…

Несмотря на холод этих слов, несмотря на то, что, окончив говорить, Роллинг убийственно посмотрел на Семёнова, уверенный, что паршивый русский эмигрант испепелится и исчезнет без следа, - Семёнов, не смущаясь, сунул в рот изжёванную сигару и проговорил бойко:

- Не хотите видеть Тыклинского, и не надо, - удовольствие маленькое. Но вот какая штука: мне нужны деньги, Роллинг, - тысяч двадцать франков. Чек дадите или наличными?

При всей огромной опытности и знании людей Роллинг первый раз в жизни видел такого нахала. У Роллинга выступило даже что-то вроде испарины на мясистом носу, - такое он сделал над собой усилие, чтобы не въехать чернильницей в веснушчатую рожу Семёнова… (А сколько было потеряно драгоценнейших секунд во время этого дрянного разговора!) Овладев собою, он потянулся к звонку.