Чарльз Шеффилд - Холоднее льда. Темнее дня

— Давай посмотрим, как им наши картинки понравились, — Камилла изучила дисплей входящих сообщений. — Впрочем, минутку. Самое первое не для РСН. Оно личное. Для тебя, причем с Земли. Из Гусвика. У тебя что, высокопоставленные друзья в столице, про которых ты мне никогда не рассказывал?

Камилла просто болтала, не ожидая ответа. Личные сообщения были именно такими. О них не спрашивали. И так или иначе, у Дэвида не было от нее секретов. Но его реакция была просто шокирующей. Он застыл в неподвижности, нервно кусая нижнюю губу.

— Извини, — Камилла отступила от пульта. — Прочти его здесь, если хочешь, или используй личный экран. Я подожду снаружи, пока ты не закончишь.

И тут последовал еще один сюрприз. Предложение уйти делалось как формальность и почти всегда отклонялось. Даже личные послания в центр РСН не были такими уж личными, потому что когда ты несколько лет буквально варился в одном котле с твоими собратьями, число секретов сокращалось до нуля. А послания Дэвиду в особенности никогда не утаивались от Камиллы.

Однако сейчас он кивал.

— Если тебе не трудно. Уйти, то есть. На несколько минут. Мне бы хотелось прочесть его здесь.

Выбора у нее не оставалось. Камилле не терпелось поскорее узнать, как изображения от полностью функционирующей РСН — результат пятилетних усилий, здесь, в центре пустоты — были восприняты по всей системе. Но теперь она должна была подождать. Личные послания всегда имели приоритет.

Камилла покинула зал и зависла у двери. Все ее планы касательно наблюдений, не говоря уж о будущем Супер-РСН, зависели от ответов, которые она должна была получить в ближайшие несколько дней. А Дэвид был так же этим увлечен, так же заинтересован. Как же могло его личное послание стать важнее будущего их совместной работы? Черт, ведь Дэвид даже не знал, о чем это сообщение, когда сказал, что хочет его прочесть; он знал только, откуда оно. Эта информация что-то для него значила. Но она ничего не говорила Камилле. Когда она последний раз видела сводку переписи населения, свыше двух миллионов человек жили в Гусвике, и население острова Южная Георгия по-прежнему росло, пока климат Земли теплел.

Камиллу так и подмывало проскользнуть внутрь и взглянуть, но она не смогла заставить себя это сделать. Дэвид был слишком расстроен и явно встревожен. Так что она взяла себя в руки и продолжила нетерпеливо ожидать у двери.

Дэвид был занят минут десять, которые Камилле показались несколькими часами. Когда же он наконец появился, всякая ее досада на него мигом испарилась. Вся его оптимистичная напористость исчезла, сменившись болезненной нерешительностью. На Камиллу он смотрел так, как будто впервые в жизни ее видел.

— Гм… н-да. Так ты сказала, что хотела бы получить мое время для наблюдений? Так? Ну, я полагаю… теперь, как мне представляется… — Даже в речи звучало потрясение. Всезнающий, сверхуверенный в себе Дэвид Ламмерман вдруг трансформировался в неловкого увальня с завязанным в узел языком. — Короче, полагаю, оно целиком твое. На все обозримое будущее.

— Дэвид, что случилось? Могу я чем-то помочь?

— Уфф, — он помотал своей блондинистой шевелюрой и даже на нее не взглянул. — Я должен… отправиться на Землю. Немедленно. Должен сесть на первый же корабль. Как можно скорее.

— Но почему? Ты не должен уезжать. Следующие несколько дней здесь, в центре РСН, станут решающими.

Камилла не хотела этого говорить. Ей хотелось попросить: «Дэвид, любимый, скажи мне. Я имею право знать. Что бы это ни было». Но, прежде чем она снова заговорила, Дэвид кивнул, повернулся и поплыл обратно к ступице. Камилла направилась было за ним, но затем передумала. Она вернулась в коммуникационный зал и подобралась к экрану исходящих сообщений.

Читать чужое личное сообщение без разрешения было еще хуже, чем стоять рядом, когда человек его читает. Но здесь совершенно очевидно была насущная необходимость. Дэвида попросили — приказали ему — сделать что-то, чего он явно делать не хотел. И, быть может, он послал обратное сообщение, которое не было помечено как «личное».

Камилла просмотрела исходящие сообщения, но от Дэвида ничего не было. Ни личного, никакого. Выходит, он даже спорить не попытался.

А как насчет оплаты? Путешествие на Землю за минимальное время было очень дорогим. У Дэвида вроде бы никогда особых денег не водилось. Так кто же оплатит его перелет?

Поддаваясь искушению, Камилла подошла к входящему экрану. Там показывалось прибытие дюжины сообщений, но среди них — ни одного личного. Она села за пульт и запросила базу данных на предмет информации по всем личным сообщениям, принятым в центре РСН за последние двенадцать часов.

Там оказалось всего одно. Оно было типа «прочти-и-сотри», которое лишь раз проявилось на экране, а затем было стерто из памяти компьютера, как только получатель за него расписался.

Камилла сдалась. И начала просматривать входящие поздравительные послания о результатах работы РСН, а также настойчивые просьбы о включении в график наблюдателей-визитеров. Ей потребовалось полностью сосредоточиться, чтобы зафиксировать их общую суть. В тот отрезок времени, который должен был стать самым восхитительным в центре РСН со дня окончания Великой войны четверть века назад, сумела протянуться далекая рука и все испоганить.

Разум Камиллы снова и снова повторял одно и то же. Кто-то захотел вернуть Дэвида Ламмермана обратно на Землю; кто-то находится в таком положении, что это ему требуется присутствие Дэвида, хочет последний этого или нет. И по какой-то странной особенности этого человека, ни он, ни Дэвид не желали раскрывать его личность.

Двенадцать часов спустя Камилла снова сидела у компьютера. Часть ее разума была сосредоточена на подробнейшей термоядерной калькуляции. Этот процесс шел автоматически — как функция спинного мозга. Вся остальная ее часть, в том числе глубочайшее внутреннее ядро, было совсем в другом месте.

Дэвид отправлялся на Землю. Мало того, он отправлялся туда по причинам, которые он не обсудил, не собирался обсуждать — не мог обсуждать? — с Камиллой.

И как же теперь ее самодовольная вера в то, что она знает Дэвида лучше любого другого человека во всей Солнечной системе? Камилла знала историю его семьи, его образование, его привязанности и неприязни, его фантазии и фобии. Теперь получалось, она совершенно ничего не знала. Камилла не понимала, почему Дэвид так расстроен, почему он отправляется на Землю, почему не желает об этом говорить. Могла там быть другая женщина? Но даже если могла, какое она имела право ревновать — она, которая так твердо держалась за свою независимость?

Посреди ее эмоционального разброда вычисления продолжались все дальше и дальше как сложный танец женщины с машиной. Некому было пронаблюдать за этим странным партнерством, а также за тем способом, посредством которого роли этих двоих минута за минутой смещались в непостижимую разновидность единства.