Вячеслав Багров - Путь в бездне

На белом гладком потолке ярко горели осветительные панели. Значит энергоустановку уже запустили, возможно сегодня или несколько дней назад.

Герман глянул на Кисловского.

Тот молча ждал приказ полковника.

— Ну, что-же, прошу, — пригласил жестом руки полковник Ххок: — Пора занимать места. А вот дочка ваша, Василий Юрьевич, останется здесь.

— Она пойдет со мной, — твердо заявил Герман, глядя тому в глаза: — И сядет рядом со мной.

— По-моему, вы выбрали не удачное время для торга, Василий Юрьевич.

— Это мое условие.

Полковник Ххок немного подумал и, мягко улыбнувшись, произнес:

— Хорошо. Пойду вам навстречу. Полковник Кисловский будет по левую руку от вас. Он во многом разбирается и ему даны инструкции на случай, если что-нибудь, э-э, пойдет не так. Стрелять, к сожалению, нельзя…

Герман посмотрел на Семена Кисловского.

— Оружие вам выдали, полковник? — спросил того полковник Ххок.

— Так точно, — и Кисловский мягко похлопал себя по бедру, где пристегнутые к ремню висели узкие кожаные ножны, из которых торчала длинная, украшенная серебристым шариком, рукоять клинка.

Герман первый раз за сегодняшний день увидел у Кисловского оружие.

Даны инструкции.

Учтем.

Вдоль округлой стены отсека наверх вела узкая стальная лестница, по которой Герман, Ланина, полковник Ххок и Кисловский поднялись в отсек управления, где их уже дожидались двое офицеров, стоявшие по правую сторону лестницы.

Отсек управления был меньше ИО и в нем едва уместились два ряда кресел, по три в каждом ряду, длинная приборная панель со штурвалом перед вторым передним креслом и прозрачный шкаф, с шестью легкими скафандрами, класса «Янтарь».

Все расселись по своим местам.

На передние три кресла сели Кисловский, Герман и Ланина, в полутора метрах от них, за узкой приборной панелью — полковник Ххок и двое офицеров.

По лестнице вбежал кто-то из офицеров, и Герман услышал за своей спиной слова:

— Господин полковник, весь личный состав на местах, подопечные размещены, люк закрыт.

— Хорошо, капитан. Займите свое место, мы сейчас отправляемся, — и Герману: — Смелее, Василий Юрьевич — начинайте. А мы тут рядом.

Кисловский угрюмо смотрел перед собой.

— Ты как? — Герман посмотрел на Светлану.

Та не ответила.

— Полковник, — сказал Герман: — прикажите отвести ваших людей, от корабля.

∙ Те люди не мои, — ответил тот: — Начинайте, и без глупостей. И вот что, господа, — он обратился к офицерам, почти по-отечески: — Дело необычное, и хотя вас готовили к этому дню… Одним словом — вы крепкие парни. Уже следующим утром, только мы будем господами на Тверди. Мы спустимся на нее как боги. О нас будут слагать легенды, на нас будут молиться, — послышался их сдержанный смех: — Для каждого из вас найдется свое большее дело. Вперед!

«Буря» быстро пронзил низкую густую облачность, и в экранах слежения и верхних овальных иллюминаторах, вспыхнули дрожащие звезды — корабль, мелко дрожа, с ревом маршевых двигателей, стремительно набирал скорость.

— Все системы работают нормально, — отчитался ровным мужским голосом, компьютер: — Рысканье и тангаж в норме.

Перегрузки придавили людей к креслам.

Герман смотрел перед собой в экран слежения — звезды больше не принадлежали небу Тверди, они сейчас были его.

— Три минуты — полет нормальный.

Компьютер выводил «Бурю» на орбиту планеты, и там Герман возьмет управление на себя. Он словно слился с планетолетом воедино, с его мощью, с его устремлением ввысь.

Еще несколько минут назад, Герман сомневался в успехе задуманного, ждал реакции, следившего за его действиями, Кисловского, и когда он ввел последние поправки в график полета и услышал, как тот сказал полковнику Ххоку — «все правильно», успокоился.

«— Что-же, Семен,» — подумал Герман: «— лучше сейчас, чем так всю жизнь».

— Все системы работают нормально.

Смолк грохот маршевых двигателей — корабль вышел на расчетную высоту и скорость, и сразу-же возник ровный низкий гул атомного ускорителя.

Перегрузки, которые при старте, казалось, раздавят людей в их креслах, теперь уменьшились, но все равно оставались сильны.

«Буря» — послушная управлению Германа, вышла на высокую орбиту и, продолжая разбег по невидимой спирали, уходила дальше от планеты. В правом иллюминаторе Твердь теперь была видна полностью, как огромный бело-голубой шар. Белые воронки облачных циклонов покрыли восточную часть большого, черного из-за тени, океана, и выглянувшее на востоке Солнце наполнило тонкую полосу атмосферы прозрачным голубым светом.

На штурманском экране, где синим курсивом обозначился путь «Бури», светилась красная пологая линия, с мигающим кружком, обозначавшем «Странник».

В верхнем левом углу экрана обе линии соприкасались.

«Буря» летела, не догоняя «Странник», а двигалась навстречу ему.

Кисловский молчал.

Герман посмотрел на Ланину.

Планетолет, облетев Твердь, по увеличивающейся спирали, мчался к звездолету.

Герман произнес:

— Компьютер, установить связь со «Странником».

И борясь с перегрузками, с трудом протянул правую руку к приборной панели, нажал на светящуюся красным светом кнопку «блокировка звукового оповещения», и другую, в верхнем ряду кнопок — «блокировка маневровых двигателей».

На экране перед Кисловским загорелась надпись «связь установлена».

— Говорит Герман. «Странник», отвечайте.

Через пару минут Герман снова произнес:

— Вызываю «Странника», отвечайте.

Ничего.

— Все так и должно быть? — громко спросил со своего места полковник Ххок.

— Стандартный запрос, — ответил ему Кисловский: — Все нормально.

Прошло еще пять минут.

Герман следил на экране за медленным передвижением синей отметки к красной.

И тут возник голос.

— Я, я это!

На небольшом экране связи появилось заросшее рыжей бородой, едва знакомое лицо. Светлые волосы говорившего свисали на плечи сальными, слипшимися локонами.

— Здравствуй, Ганс.

Тот помедлил и вдруг произнес — порывисто, взволнованно:

— Я — Ганс Вульф! Я это! Я, я!

— Привет, парень. Как у тебя дела?

Тот непонимающе уставился с экрана на Германа, провел рукой по своим всклокоченным волосам, спросил:

— Василий, э-э-э, Юрьевич?

Герман улыбнулся ему и ответил:

— Узнал? Мы возвращаемся, парень. Что у вас?

— Возвращаетесь?

— Степан далеко?

— А-а-а… Никого нет. Все погибли. Давно. Это было очень давно. А вы… Вы уже летите? Это — вы?

— Ганс, это мы. И мы уже летим.

И Вульф заплакал — истерично, надрывно, размазывая по заросшему лицу слезы, закричал:

— Я так рад! Теперь все будет, как раньше. И я… Я не буду один! Я снова стану человеком. Человеком! — он вдруг рассмеялся сквозь слезы: — Мы их прогоним. Вместе.