Андрей Валентинов - Лонжа

Близкая лесная чаща дышала сырым холодом, даже накинутая шинель не грела. Зато оказалась полезна иным, скрывая пристегнутую к ремню кобуру. Нож пришлось повесить рядом за неимением голенища. Пока сходило с рук, выручили темнота и спешка. Но рассвет не так далек.

Никакого конкретного «плана», помянутого дезертиром Митте, у Лонжи не имелось. Вот он план, по обе стороны от узкой лесной тропы! Зато появилась надежда. «Буду рядом, поглядывай по сторонам». Если гефрайтер Евангелина успеет до того, как взойдет солнце…

– Р-рота, стой! Привал пять минут. Командирам взводов выставить охранение…

Трава была мокрой, и лечь он не рискнул. Сел, подперев спину ранцем. Пять минут отдыха – и пять минут смертельного риска. В его взводе двое «дезертиров» отказались уходить. Значит, рассчитывают выжить. Если так, могут и доложить по команде, понадеявшись, что зачтется. В «кацете» держались, но здесь хуже, чем «кацет». Слишком близко Она, совсем рядом, в лицо дышит.

– Я здесь, мой Никодим! – шепнули за левым ухом. – Оркестр уже играет, нам будет светить луна…

Он сделал вид, будто не слышит. Если не повезет, увидит все сразу, и белые колонны, и черный мрак вместо свода.

– Лонжа!.. Рихтер, ты чего, заснул?

– Нет, – превозмогая ледяную оторопь, выговорил он. – Докладывай, дезертир Митте!

– Значит так… Во втором взводе согласны четверо – все, что остались. А в третьем плохо. Там почти все «черные», они говорят, что своих нельзя предавать. Не выдадут, но с нами не пойдут. В общем, из всех – двое.

Подсчитать оказалось просто. Десяток, неполное отделение. Нож, граната и один револьвер.

– Рота, подъем! Разобраться по взводам. Быстро, быстро!..

Быстро не выходило, больше половины так и не успели толком выспаться. Пока строились, пока поднимали на ноги раненых, Лонжа успел передать по цепочке свой первый и последний приказ:

«Пусть смотрят на меня!»

И сразу же стало легче, словно с плеч упала неподъемная тяжесть. Он улыбнулся, закинул за спину ранец, поправил кобуру под шинелью – и внезапно почувствовал легкий удар. Неведомо откуда прилетевший сучок скользнул по уху.

«Ты убит, солдатик».

Все еще не веря, оглянулся. Совсем рядом – два высоких старых дерева, сросшиеся словно буква «V». Надо сделать всего два шага. Один… Второй…

– Уходим, солдатик?

– …Хорошо, постараемся забрать всех. Вы начинайте, а мы прикроем. Какой будет сигнал?

– Смотри на меня, гефрайтер Евангелина Энглерт.

– Агнешка.

– Август…

Все просто и одновременно очень сложно. Ночь, бледный свет луны над темными кронами, тропа в пять шагов шириной, слева и справа сырая стена леса. Люди на тропе – растянулись на полсотни метров. Рота уже на ногах, герр гауптман впереди колонны, около него взводные – получают последние указания перед маршем. Все туда и смотрят, ожидая команды. Карабины за плечами, мыслями уже не здесь, а в пути…

Гефрайтер Евангелина… Агнешка слева. Значит, туда и уходить. Еще один шаг, может быть, самый трудный.

– Дезертир Митте! Наших из отделения – сюда.

Посылать гонцов некогда и опасно. Взводы уже построены, чужого, «дезертира», могут перехватить. Надежда лишь на то, что те, кому надо, увидят и услышат.

– Штимме, запал у гранаты на сколько секунд?

– Н-не помню. Секунды четыре.

Он еще раз все взвесил. Ничего толкового не придумать. Ночь, лес, узкая тропа. Смерть…

– Слушай внимательно. Правой рукой возьмись за рукоятку. Там есть кольцо, оно должно быть у тебя между средним и безымянным пальцами. Рычаг боевого взвода… Он внизу, на рукояти. Его – слегка утопить… Нажать… Потом большим пальцем сдвинуть предохранительную чеку – влево и до отказа. Бросишь туда, где гауптман, как только услышишь выстрел. Делай!

Свою цель он уже наметил – одного из небритых с пистолетом-пулеметом через плечо. Расстегнул кобуру и, уже не таясь, достал шведский «Наган». Вдохнул поглубже – и командирским, до рези в легких:

– Внимание, дезертиры! Кто хочет жить – правое плечо вперед. В лес!

Отдача ударила в плечо. Последний раз он стрелял в Испании, под Мадридом.

А потом все почему-то удвоилось. Взрыв ударил в уши, когда он уже был за деревьями, но не один, а два, с малым перерывом. Тугая волна толкнула в спину, Лонжа пригнулся, ставя затвор пистолета-пулемета на боевой взвод, присел и быстро развернулся в сторону тропы. Система оказалась знакомой – «Суоми» с дисковым магазином. Значит, сорок патронов, если все на месте.

Сорвал с плеча и бросил на старую прошлогоднюю листву бесполезный карабин и залег, вовремя вспомнив, что при стрельбе «Суоми» нельзя придерживать за магазин, дернул ствол навстречу первой же метнувшейся в его стороны тени.

– Тох!.. Тох!.. Тох!..

Если стрелять короткими, патронов хватит на две-три минуты. А это – почти вечность, пусть нестойкая и зыбкая. Могут обойти, могут бросить гранату.

– Тох!.. Тох!..

И тут же, нежданным эхом, откликнулся второй «Суоми», справа. Он даже не успел удивиться.

– Тох!.. Тох!.. Тох!.. Тох!..

И голосом, очень знакомым:

– Od ośmiu do dwunastu!

Понять не понял, догадался по смыслу. Его сектор обстрела – все, что по левую руку. Если считать нос за полдень, от восьми до двенадцати.

– Тох!.. Тох!.. Тох!..

Тени удваивались, расходились в разные стороны, потом в уши тугой пробкой ввинтился грохот еще одного взрыва, как раз на девять часов, на голову посыпалась мокрая земля.

– Тох!.. Тох!..

Одна из теней подобралась совсем близко, она оказалась хитрой и гибкой, никак не желая встречаться с пулей. Падала, ползла вперед, стреляла навстречу…

– Тох!.. Тох!.. Тох!.. Тох!.. Тох!..

Длинная очередь справа вовремя поставила точку. Тень исчезла, слившись с темной землей, но справа появились еще две.

– Padnij! Пригнись!..

Взрывная волна хлестко ударила в затылок. На какой-то миг он перестал слышать, и только вздрогнул, когда его резко дернули за плечо.

– Уходим! Уходим, солдатик!..

Понял лишь с третьего раза. Приподнялся, направил ствол в сторону тропы, где теней погуще, нажал на спусковой крючок, и, не слыша выстрелов, повернулся лицом к тьме-спасительнице.

– Biegnij, żołnierz!

Он снова понял все без переводчика. Беги, солдатик, беги!..

Выручай, Мать-Тьма!

Они лежали на земле лицом в бледное рассветное небо, Лонжа держал ее за руку и слушал, как медленно затихает плещущий в ушах морской прибой. Дышать уже мог, и каждый глоток холодного утреннего воздуха доставлял неимоверное, несравнимое ни с чем наслаждение.

Нет ничего слаще свободы…

Проснулись мысли-птицы, рассекли белыми крыльями чистый, ни облачка, зенит.