Андрей Валентинов - Лонжа

Надо было улыбнуться, и Лонжа сумел сделать это.

– Естественно, о венчании.

– «If that thy bent of love be honourable, thy purpose marriage, send me word to-morrow…» [45] Решил на мне жениться не шутя, Дай завтра знать… Могу узнать, с кем, солдатик? Меня ты пока не спрашивал.

На душе было горько и пусто. Не спрашивал. И не спросит.

– Венчают не только будущих супругов.

– Август! Ты меня не пугай!..

Ему очень хотелось сказать что-то иное, но с языка сорвалась правда:

– Мне самому страшно.

За окном кафе вздымались ввысь неровные струи фонтана, над ними возвышалась четырехугольная башня под черным крестом – колокольня приюта Милосердия, слева зеленел сквер, справа, впритык, громоздились скучные серые дома. Лион, площадь Антуана Понсе, как раз между площадью Белькур и набережной Роны. Недопитый кофе давно остыл, в пепельнице скучали окурки, а красавчика Кампо все нет и нет. Мод, впрочем, не скучала, размышляя о том, что жизнь куда сложнее, чем кажется. Мысль глубоко не новая, однако актуальная. Повод лежал здесь же, на скатерти, слева от чашки – желтый, сложенный вдвое бланк телеграммы. Таковых было две, однако первая, от шефа, не таила загадок. Профессор Мориарти одобрял сделанное и желал дальнейших успехов. Вторая же заставила задуматься, причем всерьез.

На почтамт, что расположился слева от башни с крестом, они зашли с красавчиком вместе. В окошке «До востребования» Арману ничего не досталось, и он, ненадолго задумавшись, попросил обождать. Договорились встретиться в кафе, где уже бывали этим утром.

Жорж Бонис и «Вспышка» обживали кемпинг в пригороде Венисьё, им же предстоял очередной поход за современным искусством. Три адреса – частная галерея и две коллекции, тоже частные. Государственные и муниципальные музеи шеф по-прежнему игнорировал.

До местного культурного наследия дело пока не дошло, однако телеграмма, полученная из Парижа, тоже имела прямое отношение к искусству. Коллега-художник, которому Мод поручила сделать копии с десяти картонных этюдов, не успевал в срок, и эксперт Шапталь попросила дать знать, как только работа будет окончена. Маршрут коллеге известен, и вот телеграмма попала в Лион.

Мод, не удержавшись, вновь развернула помятый бланк. И как это прикажете понимать?

«Закончил. Проверился. Не псих».

Новость обнадеживала, но оставляла слишком большой простор для догадок. Рисунки девушка помнила. Арман Кампо увидел на них бабочку, усатый Бонис – чей-то позвоночник и женщин у колодца, ее же саму куда больше заинтересовало, как это сделано. Покойный Герман Роршах, совершенно ей неизвестный, был без сомнения очень и очень талантлив. Коллега, кажется, тоже это оценил, но в какой-то излишне экстравагантной форме.

Эксперт Шапталь спрятала телеграмму в сумочку и достала блокнот, дабы занести факт в историю. Мельком подумалось, что красавчику Кампо, пугавшему ее заговором сумасшедших, пора бы уже объявиться. Коснулась карандашом бумаги, записала фамилию коллеги-художника…

– Добрый день, фройляйн!

Нибелунг Зигфрид на этот раз был не один. За его спиной – еще двое, такие же рослые и светловолосые.

– И вам добрый, – вздохнула эксперт Шапталь. – Уже дважды вы не даете мне спокойно допить кофе. В прошлый раз мы с вами помирились. Что теперь?

Подумала и кивнула на свободный стул.

– Присаживайтесь, раз пришли.

Прежде чем сесть, нибелунг сделал знак свите, и те поспешили отойти к дверям. Начинать разговор не спешил, вынул пачку незнакомых сигарет (острый силуэт самолета на темно-синем фоне), покрутил в руке, спрятал.

– Именно поэтому я пришел, фройляйн Шапталь. Не хочу, чтобы вы пострадали. Мне вообще не нравится то, что приходится делать, но отступить, к сожалению, не могу.

– Наследство, – кивнула девушка. – Помню. Большое, не делится, практического значения не имеет. А может быть все-таки договоритесь с… с Арминием?

Зигфрид поморщился.

– С Арминием – не о чем. И воевать я с ним больше не собираюсь. Дело в другом, фройляйн. Ваш спутник наверняка втянет всех вас в авантюру. Выдумает что-нибудь благородное, в духе рыцарей Круглого стола, но все сведется, как вы и сказали, к вендетте. Он, может, и уцелеет, верткий, а все пули достанутся вам и герру Бонису. Не рискну советовать, но спутник вам попался очень опасный.

Девушка невольно кивнула. «Сейчас я очень опасный спутник, друзья», – сказал им Арман Кампо.

– Только не думайте, фройляйн, что Арминий защищает какое-то правое дело. Он, к сожалению, не из тех, к кому можно повернуться спиной. Не верите? Тогда подумайте о том, зачем ему путешествовать в вашей компании? Не проще ли взять собственный автомобиль? Не хочу будить в вас злобную химеру подозрительности, но – попытайтесь догадаться.

Эксперт Шапталь представила себе Химеру, какой ее рисовали на греческих вазах. Голова льва, туловище козы, змея вместо хвоста. Чем не сюжет для Сальвадора Дали?

Хотела так и сказать, но когда подняла взгляд, за столиком было пусто. Нибелунг Зигфрид исчез, не попрощавшись.

Ночь они встретили втроем. Горел костерок, Жорж Бонис перебирал гитарные струны, Арман Кампо, прищурившись, что-то пытался разобрать в толстой тетради с рецептами, а Мод просто смотрела, как весело пляшут бесенята-огоньки. Она вдруг поняла, что уже успела привыкнуть – и к своей команде, и к тому, что работать приходится до поздних лучей вечерней зари и даже к их очень странному путешествию. В Париже, в пустой квартирке о трех вагонах, будет что вспомнить – и о чем пожалеть. Не все повторяется в жизни.

На сегодня работа закончена, полотна отобраны, отправлены на почту, шеф завтра получит очередную телеграмму. Можно просто смотреть в огонь, ни о чем серьезном не вспоминая и не пытаясь ничего решать. Еще успеется…

– А дальше? – удивилась она, заметив, что усач прячет гитару. Бонис улыбнулся, развел крепкими ладонями.

– Пока еще не придумал, мадемуазель. Это про моего квартирного хозяина, без него я бы в Париже пропал. Хочу что-то большое написать, чуть ли не поэму.

– «Илиаду», – непонятно в шутку или всерьез согласился Кампо, не отрывая взгляда от записей. – Вы, Жорж, единственный из нас, заняты чем-то полезным. Кулинара из меня явно не получилось, вообще, не при вас, французах, сказано, здешняя кухня совершенно не вдохновляет. Все протертое, взбитое, ненастоящее, потерявшее вкус.