Николай Шелонский - В мире будущего

Представим себе, что в живом организме временно прекратились те процессы, при помощи которых запас его энергии переходил в работу существования. В таком предположении нет ничего невозможного, что доказывается различными случаями каталепсии и летаргии.

Как продолжителен может быть период приостановки жизненных процессов?

Дать сколько-нибудь точный ответ на этот вопрос невозможно.

Известны факты, когда человек самопроизвольно прекращал на время деятельность организма и оставался в таком состоянии несколько недель. По крайней мере, для любого индуса радж-йога проделать над самим собой подобный опыт - вещь весьма обыкновенная.

Не может ли быть таких условий, при которых состояние видимой смерти в человеческом организме продолжалось бы весьма значительное время, измеряясь не неделями, но столетиями?..

Сколько времени прошло с тех пор, как сознание покинуло людей, проникших в гробницу Дараайена, и все жизненные процессы уступили место полному спокойствию?

Необъятный мрак окутывал внутренность Земли, когда Яблонский открыл глаза; невозмутимая, мертвая тишина царила кругом. Все тело молодого человека болело и ныло, как избитое, он не мог пошевельнуть ни одним членом.

Прошел ли час после неожиданной катастрофы или сутки?

Очевидно, более: лампы, переснаряженные в самый день взрыва, не горели. Между тем элемент способен был непрерывно действовать в течение шестисот часов.

Шестьсот часов бессознательного летаргического состояния!

Нет, по всей вероятности, электрический свет погас от какой-либо другой причины. Живали Самойлова? Живы ли мистер Лекомб и сэр Муррей?

С большими усилиями Яблонский достал с пояса герметически закупоренную фляжку с коньяком и водой и, открыв ее, с жадностью выпил несколько глотков.

Через минуту странное оцепенение, сковывавшее его тело, стало мало-помалу исчезать.

Теперь он мог с трудом подняться на ноги и найти одну из ламп. Рукой он отыскал коммутатор и убедился, что ток был замкнут.

Следовательно, лампы перестали действовать потому только, что элемент не давал более тока.

Он снял свой ранец, отыскал в нем ощупью запасный элемент, вложил его на место старого и замкнул ток.

Брызнувший луч света произвел потрясающее действие на его организм: болезненное, нестерпимое ощущение отразилось не только на глазных нервах, но вся кожа его лица и тела раздражилась до степени невыносимо тягостного мучения.

Он инстинктивным движением разомкнул ток.

Какая причина произвела столь странное, непонятное действие?

Если предположить, что организм отвык от световых ощущений, то тогда надо бы допустить громадный период времени, в течение которого его и его товарищей окружало море непроницаемого мрака.

Скорее всего, причина крылась в химическом действии той жидкости, запах которой привел путешественников в состояние летаргии.

По крайней мере, это было единственным, как казалось Яблонскому, правдоподобным объяснением.

Прошло с четверть часа.

Он снова замкнул ток своей лампы, и снова организм его был поражен световой волной.

Тогда Яблонский отыскал в своем ранце кусок пропитанной серой веревки, оставшейся от проводника, помощью которого был произведен взрыв галереи, и зажег импровизированный факел.

Несмотря на то, что и этот свет производил на него болезнетворное действие, он пересилил себя и в состоянии был разглядеть распростертые на полу гробницы тела своих спутников.

На каменном ложе покоилось тело Дараайена, застывшее в той самой позе, которая сохранилась в памяти Яблонского.

Странное, непонятное выражение лица у распростертых недвижимо тел поразило молодого ученого: это не было величаво-спокойное выражение, придаваемое чертам человеческого лица смертью, да и самая мысль о смерти была далека от Яблонского. Но лица лежавших точно были скрыты под неподвижными, неодушевленными очертаниями маски, носившей лишь формы человеческого лица. Самый цвет кожи приобрел какой-то серовато-черный оттенок.

Яблонский бросился к телу своей невесты.

Нагнувшись к ее лицу, он к удивлению своему заметил, что оно было покрыто слоем пыли, совершенно скрывавшим самые черты. Эта пыль образовывала из себя нечто вроде маски. Подобные же маски прикрывали и лица Лекомба, и сэра Муррея.

Инстинктивно Яблонский поднес руку и к своему лицу: пальцы его ощутили слой чего-то похожего на штукатурку, отдиравшуюся от кожи с некоторым усилием.

Недоумение ученого достигло высшей степени.

Но долго рассуждать ему было некогда; вместе с способностью рассуждения его охватила тревога за участь той, которой принадлежала его жизнь.

Он взял руку девушки, но при самом напряженном внимании не в состоянии был уловить биения пульса.

Склонившись к ее груди, он тщетно прислушивался к трепетанию сердца.

Ужасная мысль на мгновение лишила было его способности движения: неужели он находился среди трупов?

Но нет. Почему же, в таком случае, к нему одному возвратилась бы жизнь?

Какое средство мог он испробовать, чтобы возвратить к жизни молодую девушку?

Если световые лучи произвели такое потрясающее действие на него, то, без сомнения, они так же повлияют и на всякий другой организм, подверженный действию одинаковых условий.

Яблонский потушил свой факел и направил на лицо девушки луч электрического света. Сам он испытывал при этом такое болезненное ощущение, что едва в силах был следить за результатами своего опыта.

Но тщетно ожидал он какого-либо действия: яркий белый свет освещал по-прежнему недвижимое лицо, не отражавшее на себе ни малейшего следа какого-либо ощущения.

Тогда Яблонский, направив свет лампы прямо на лицо девушки, приподнял опущенные веки и открыл зрачки.

С невыразимой радостью почувствовал он, как веки дрогнули под его пальцами и по всему ее лицу пробежало мимолетное выражение боли.

Он поспешно вышел из гробницы и направился к берегу озера.

Здесь он с удивлением увидел, что уровень воды значительно понизился, обнажив каменистый берег, представлявший теперь обрыв в несколько саженей высоты.

Наскоро умывшись, Яблонский наполнил свежей водой свою фляжку и возвратился в гробницу.

После долгих усилий он заметил наконец, что жизнь мало-помалу возвращается к девушке: теперь можно было уловить едва заметное биение сердца и начинавшееся дыхание.

Успокоившись относительно своей невесты, Яблонский принялся приводить в чувство своих товарищей.

На этот раз труды его не были так продолжительны: сэр Муррей пришел в себя тотчас, как только Яблонский направил свет на открытые зрачки его глаз.