Николай Шелонский - В мире будущего

Тем не менее мистер Лекомб понимал.

Между тем молодая девушка подошла к Яблонскому и тихо проговорила:

- Что же! И через тысячу лет мы вместе!

- Вместе!

Действительно, в этом слове для них заключалось теперь все. Необычность положения, в подобном которому они до этой минуты не могли себе представить человека, страшное потрясение, испытанное ими при поразительном известии, - все в первое мгновение наполнило их душу чувством невыразимого ужаса.

Незнакомцы с участием вглядывались в лица четырех путешественников, отражавших на себе попеременно волновавшие их чувства.

Наконец старший из них сказал:

- Моя фамилия Атос, Николай Атос. Это мои сыновья - Павел и Александр. Мы надеемся, что вы воспользуетесь нашим гостеприимством.

Ту же фразу он произнес по-французски.

В голосе Атоса слышалось самое искреннее участие.

Лицо его осветилось мягкой улыбкой. Оба сына его подошли к путешественникам и протянули им руки.

Союз был заключен.

Четверо людей, которым пришлось пережить столько ужасного, только что сознававшие свою беспомощность и одиночество среди нового, чуждого им мира, почувствовали теперь, что они вновь приняты в человеческую семью, что время не уничтожило в людях в своем течении их отзывчивости и сознания единства.

Все направились по дороге, сбегавшей крутыми зигзагами в долину. Яблонский и его товарищи с напряженным вниманием вглядывались в окружающую природу, со смутным желанием подметить те перемены, которые произошли в ней за тысячелетний период.

Но все было по-прежнему: дорога извивалась между теми же нависшими с боков скалами. Уходя вдаль, позади их, подымались громады гор.

Атос как бы понял затаенную мысль своих гостей.

- Не думайте, - сказал он, - что здесь вы найдете какие-либо признаки, которые указывали бы вам на резкую перемену, происшедшую за то тысячелетие, в течение которого вы были отрешены от жизни. Мы, то есть люди настоящего, к которым присоединяетесь теперь и вы, дорожим природой в ее естественном, первобытном виде, и везде, где только можно, не изгоняем ее искусственно. Но сейчас, при входе в долину, вы увидите и такие создания человеческих рук, которых, вероятно, не было в ваше время.

- В долине расположен город? - спросил Яблонский.

- Город? Нет, у нас не существует городов в том виде, в каком они существовали в ваше время. Наши дома отделены друг от друга, раскинуты на весьма значительное расстояние.

- Но ведь должны же существовать у вас большие центры, общежития - в той или другой форме?

- Почему же должны ? Не говоря уже о том, что всякое скопление людей в одном месте вредно отзывается на самой жизни организма, оно вызывает и многие ограничения в самом пользовании жизнью, заставляет человека подчиняться большинству, делать не то, что он бы хотел…

- Да, - прервал Яблонский, - но зато общежитие дает и много преимуществ…

- Каких же?

- Обмен мыслей, непрестанное общение друг с другом, общественные учреждения… Наконец, фабрики, заводы, которые требуют неминуемо скопления людей в одном месте…

- У нас есть общественные учреждения, вы познакомитесь с ними. Мы постоянно видимся друг с другом, потому что расстояния для нас не существует. Что же касается фабрик или заводов, то их у нас нет…

- Как?

Яблонский был поражен этим заявлением.

- Но ведь, - продолжал он, - я уверен, что техника, фабричные производства сделали такие успехи…

- Что существование фабрик и заводов сделалось излишним! - докончил Атос.

Видя изумление своего собеседника, он положил руку ему на плечо и сказал с улыбкой:

- Вы познакомитесь скоро со всем, что сделало человечество за тысячелетний период. Я знаю, что в ваше время фабричное производство было необходимо потому, что человек не умел сам производить для себя все необходимое. Через это люди вынуждены были обмениваться услугами: если вы не могли сами сделать материи для вашего платья, вы должны были брать ее от другого, производя для него то, чего он, в свою очередь, не умел сделать сам. Следствием этого было неравенство между людьми: одни более работали для других, чем эти последние для них. Наш принцип несколько иной: каждый человек сам производит для себя все, что ему надо. Он независим, он свободен. Этого не могло быть в ваше время.

Яблонский и подошедшая в это время Самойлова были поражены.

Общежитие, взаимные услуги между людьми, общественные предприятия - отвергались при новом строе жизни! Все то, что признавалось необходимым в их время, в развитии чего виднелся отдаленнейший идеал человеческой жизни, было отринуто!

- Вы неминуемо согласитесь со мной, - продолжал Атос, - что человеческое счастье немыслимо без независимости, без полной свободы. Для достижения этого человек должен существовать только своими трудами, быть в состоянии сделать для себя все, не прибегая к помощи других. Раз ему помогают, он обязывается, он уже не свободен.

- Но тогда, - заметил Яблонский, - человеку приходится отказываться от многих удобств, которых он не может приобрести личными усилиями. Не может же человек сам построить себе хотя бы дом?

- Почему же? Вы увидите сейчас наш дом, - улыбнулся Атос, - право, он не совсем плох, а выстроен он руками моими и моих сыновей.

- Но где требуются сложные машины…

- У нас нет сложных машин…

Разговор был прерван неожиданной картиной, открывшейся перед глазами пораженных путешественников. Шедшая извилинами дорога, прорезавшая скалы, тянулась теперь ровной лентой по крутому спуску.

Знакомая обширная равнина раскинулась во все стороны, сливаясь с горизонтом. Сверкая и переливаясь миллионами искр, высились громадные здания, резко выделяясь своими уходящими в недосягаемую высь башнями от моря окружавшей их зелени. Прихотливо извиваясь, сверкала серебром знакомая взорам лента реки, арки мостов казались висевшими в прозрачной синеве воздуха. Правильными квадратами и продолговатыми полосками там и сям выделялись из зелени деревьев обработанные участки, то желтея золотом колосьев, то темнея густой синевой. От подножия скал дорога шла среди пестрых, благоухающих цветочных ковров, с возвышающимися среди них кущами гигантских деревьев и тянувшимися во всех направлениях развесистыми аллеями.

Атос и его сыновья молча смотрели вместе со своими неожиданными спутниками на дивную картину, видимо довольные произведенным впечатлением. Но вот Яблонский, а вслед за ним и остальные его товарищи обратили внимание на смутно вырисовывавшуюся вдали вершину знакомой постройки. Казалось, что это была обсерватория Дараайена.