Николай Шелонский - В мире будущего

Я хотел было сказать ему в ответ несколько слов, но в эту минуту раздался из ущелья, по которому вела дорога, громкий, протяжный, троекратный звук военной трубы.

Я вздрогнул и направил взоры в ту сторону, откуда должны были появиться неведомые мне люди, пришельцы из далекой, чуждой земли.

Вот из расщелины горы показалось сверкнувшее на солнце острие копья и вслед за тем, на могучем, осторожно ступающем по неровной почве коне, выехал всадник - за ним другой, третий… Все они были закованы в латы, лица их были прикрыты опущенными забралами шлема.

При виде этих всадников живо встал передо мной чудный сон, который я видел бесконечно давно и от которого пробудил меня звучавший ужасом голос Ненху-Ра…

Да, именно таких воинов и в таком вооружении видел я, обративших в бегство рать мусульман!..

И я сражался в их рядах…

Невыразимое волнение охватило меня, и вдруг мне почудилось, что те люди, приближавшиеся ко вратам моей крепости, несравненно ближе мне, чем окружающие меня и готовые по малейшему моему знаку пожертвовать жизнью!

С трудом скрывал я свое волнение.

Вот снова прозвучала труба, и в ответ ей взвилось над стеной знамя и распахнулись настежь ворота.

- Мегди, - приказал я, - проведи вместе с Бедр ал-Джемал ом неверных на террасу дворца. Я буду ожидать их там…

Я поспешно сошел со стены, прошел через дворец и, войдя на террасу, опустил на свое лицо сетку из стальных колец, прикрепленную к моему шлему. Я не хотел, чтоб кто-нибудь видел мое лицо.

Прошло немного времени, как раздались в зале, выходившей на террасу, тяжелые, грузные шаги закованных в сталь и железо людей.

Через секунду передо мной стали два воина, - один, по-видимому начальник, высокого роста и в шлеме с развевающимися перьями, другой, ниже его, кроме своего щита, держал в руках и щит своего господина.

- Добро пожаловать, рыцари! - обратился я к ним на языке франков. - Я рад, что не с оружием в руках приблизились вы к моему замку!..

Оба рыцаря переглянулись между собою при этой речи, но ничем не выказали своего удивления.

Старший из них снял шлем и открыл свое лицо. Это был человек лет сорока на вид, страшно худой, видимо изнеможденный долгой дорогой, голодом и жаждой.

- Благодарю тебя, благородный владетель, - отвечал он мне на том же языке. - Мы не привыкли к радушным встречам. Вот уже шесть месяцев, как мы скитаемся по горам и пустыням… Многие из нас погибли от невыносимых трудов и лишений, и только половина вышедших достигла до твоего замка!.. Верь, что не воевать мы пришли, и не меч, но ветвь мира принесли мы тебе!.. Принимаешь ли ты?..

- Охотно принимаю, рыцарь! - с живостью произнес я. - Будь моим гостем. В лагерь твоих воинов будет тотчас доставлено все необходимое.

Я имел сильное желание спросить, куда именно направляются крестоносцы, но закон гостеприимства запрещал мне о чем-либо расспрашивать путников, ищущих убежища и приюта.

Рыцарь между тем, казалось, был сильно тронут моими словами. Он поклонился мне с достоинством и сказал:

- Я принимаю твое предложение и еще раз благодарю тебя. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь рыцаря Корнелиуса Валька, ты смело можешь на то рассчитывать… Теперь я убедился, что нельзя полагаться на слухи…

- А что же говорят обо мне?.. - засмеялся я.

- Прости, повелитель, но имя Старца горы наводит трепет на все народы…

Старец горы - это было прозвище, носимое властителем Аламута и перешедшее, следовательно, и ко мне.

- Старец горы не стар еще, - пошутил я, снимая шлем.

Рыцарь отшатнулся, взглянув на мое лицо, и не мог скрыть

явного смущения, овладевшего им.

- Прости, - проговорил он, - и не сердись, если я попрошу тебя отпустить меня тотчас. К сожалению, я не могу воспользоваться твоим гостеприимством…

Я был удивлен несказанно: я видел усталость и изнурение рыцарей, видел, с какой радостью согласились они принять мое предложение, так резко отвергаемое теперь.

- Ты оскорбляешь меня, рыцарь! - вскричал я, едва сдерживая гнев. - Объясни мне причину твоего отказа!..

- Как твое имя? - спросил тот, устремляя на меня взгляд, в котором виднелись и страх, и как бы сожаление ко мне.

- Хотя Старец горы , - отвечал я, - и не должен иметь имени, но я скажу тебе свое: я Измаил бен-Алия!.. Доволен ли ты?..

- А ты знал кавалера Лакруа? - опять спросил рыцарь, всматриваясь в меня.

- Нет!

В моих словах было столько искренности, что рыцарь поколебался.

- Будь по-твоему, хотя все это очень и очень странно!..

Он задумался.

- Ты все продолжаешь отказываться? - спросил я.

- Я не могу отказаться!.. Прости, если я оскорбил тебя напрасным подозрением!..

- Объясни, рыцарь, в чем дело, прошу тебя!.. Я даже могу требовать этого!..

- Правда!.. Видишь ли, один из храбрейших наших рыцарей, благородный кавалер Лакруа, пропал без вести… Спустя некоторое время прошел слух, что он изменил своей вере, изменил святому кресту и сделался начальником людей, называемых нами ассасинами или, по-вашему, измаилитами. Утверждали, что он-то именно и есть тот, кого называют Старцем горы…

- Что же дальше? - спросил я, сильно заинтересованный.

- Я знал благородного кавалера Лакруа… Голос твой показался мне знакомым. Когда же ты открыл свое лицо, я был поражен невыразимой печалью, увидев перед собою кавалера Лакруа!..

- Неужели я так похож на него?..

- Ты его двойник!.. Но теперь, когда я лучше всмотрелся в твое лицо, я и сам начинаю думать, что ошибся. В твоем лице есть что-то особенное, оно способно внушать страх… Нет, не такое лицо было у кавалера Лакруа!..

- Но если б я действительно был тем самым Лакруа, неужели это заставило бы тебя отказаться от моего гостеприимства?..

- Конечно!..

- Но почему же?..

- Принять что-либо от изменника, от человека, отрешившегося от своей религии и от своего народа!.. Для рыцаря это невозможно!..

«Изменить религии» - эти слова были чужды сердцу человека, не имевшего никакой религии!..

- Я рад, что подозрения твои рассеялись, хотя я и поступил бы, быть может, иначе! - отвечал я. - Будь же моим гостем!..

Мои слуги помогли рыцарю снять доспехи и провели его в то помещение, которое занимал я, будучи гостем Мегди.

Сопровождавшие рыцаря Корнелиуса воины были поручены заботам федаев, и, наконец, согласно моему приказанию, в лагерь крестоносцев отправлены были тотчас обильные запасы провизии.

Вечером я пригласил рыцаря Корнелиуса и сопровождавших его к себе на пир. Подобно Мегди, я пользовался волшебными садами для того, чтоб переносить туда находившихся под влиянием гашиша неофитов - там они испытывали все наслаждения, обещанные Магометом правоверным, и потом, снова перенесенные в бесчувственном состоянии в свои жилища, они не могли решить, видели ли они все бывшее с ними наяву или во сне. Но память об испытанном была в них так сильна и жива, что они готовы были на все, лишь бы вновь пережить чудные мгновения. Я отдал соответствующие приказания, чтоб устроить для своих гостей именно такой праздник, какой я устраивал для федаев.