Николай Шелонский - В мире будущего

Старый дворецкий стоял перед ним и последовательно излагал, не опуская ни малейшей подробности, историю появления новых гостей в замке. Его слушали, не прерывая, и только сам священник изредка приговаривал:

- Так, так… - как будто заранее зная, что именно должен еще сообщить ему рассказчик.

Набравшиеся в комнату любопытные в такт кивали головами при каждом поддакивании священника, переглядывались между собою, как бы желая прочесть на лицах друг друга впечатление, производимое рассказом.

- Итак, - закончил Шмит, - вы видите, достопочтенный отец, что с прибытием нового хозяина замка дело нисколько не выяснилось, хотя, как уже я говорил, он, по-видимому, весьма знатный господин… я даже назвал его светлостью…

- Если б возможно было, - перебил священник, - каким-нибудь образом узнать его имя…

- Да я знаю его! - воскликнул дворецкий, опять приходя в ужас от своей непростительной рассеянности.

- Знаете! - вскричал в свою очередь священник, вскакивая с места и поднимая кверху руки, как бы призывая этим небо в свидетели того, что он сам неповинен в этом преступлении. - Знаете и столько времени молчите!.. О, Шмит!..

Все присутствовавшие с негодованием и упреком обратили свои взоры на старика. По комнате прошел глухой ропот.

- Я полагал… я хотел… - пробормотал дворецкий, - изложить последовательно.

- Последовательно… Да говорите же, говорите теперь!..

- Его светлость зовут… то есть его светлость не зовут… то есть виноват - его светлость не его светлость, а просто кавалер Лакруа!..

При этом имени священник, видимо едва сдерживавший раздражение, вызванное в нем путаной речью Шмита, в бессилии упал в свое кресло.

- О, - вскричал он, - я предчувствовал это!.. Моя книга говорит правду!..

С этими словами он снова положил руку на лежавший перед ним фолиант.

- Его преподобию известен кавалер Лакруа?.. - в изумлении вскричал дворецкий.

Все остальные при этих словах придвинулись к столу, пораженные только что происшедшей сценой и с нетерпением ожидая ее развязки.

Вместо ответа священник с лихорадочной поспешностью перевернул несколько листов своей книги и молча подвинул ее к Шмиту, указывая на гравированный портрет, занимавший всю страницу.

Любопытные плотной толпой вслед за дворецким придвинулись к столу.

- Он!.. - вскричал Шмит, в каком-то самому ему непонятном ужасе откидываясь назад. - Он!..

На портрете был изображен кавалер Лакруа; строгие, красивые черты его лица врезались с первого взгляда в памяти дворецкого, и он узнал их сразу. На портрете кавалер Лакруа был изображен в том же черном бархатном супервесте, в котором видел его сегодня Шмит, голову его прикрывала та же шляпа с пером, и только крест той же оригинальной формы, как и у Корнелиуса Фан дер Валька, висевший на груди на золотой цепи, да крестообразная рукоять меча, видневшаяся у пояса, составляли разницу портрета от оригинала.

Прошла минута мертвого молчания. Священник отирал платком крупные капли пота, покрывшие его лоб; все находившиеся в комнате обитатели Эйсенбурга с любопытством и некоторым страхом рассматривали портрет. Тем не менее никто из них не догадывался, почему этот портрет произвел такое потрясающее действие на патера - даже сам дворецкий начал приходить в себя. Действительно, что удивительного в том, что портрет кавалера Лакруа, человека, по всей вероятности, знатного и знаменитого, был помещен в какой-то книге?..

Чем более думал об этом Шмит, тем проще и объяснимее казалась ему вся эта так было поразившая его с первого раза история.

Но тут внезапно пришедшая догадка заставила старого дворецкого вздрогнуть от страха и радости: ему хорошо было известно, что знатные царствующие особы иногда скрывают, в силу политических соображений, свой высокий сан под чужим именем. Не скрывалась ли под именем кавалера Лакруа какая-либо владетельная особа?.. Тогда понятным явится присутствие ее портрета в книге и волнение патера, когда тот убедился в тождественности обитателя Эйсенбургского замка с лицом, изображенном на портрете?..

Понятным является и то, что эта особа отвергла титул «светлости»: старому дворецкому следовало бы назвать ее «высочеством», если… если не еще больше… Но при этой мысли последние волосы зашевелились на голове Шмита, и он дрожащим голосом произнес, не смея взглянуть на священника:

- Его преподобию известно имя особы, удостоившей наш замок своим посещением?..

- Оно известно мне, - с некоторым недоумением отвечал священник, - настолько же, насколько вам и всем, здесь присутствующим…

- Осмелюсь спросить - кто же это?..

- Да ведь вы сами назвали его, Шмит, кавалером Лакруа!.. Или я ослышался?..

- Нет, - пробормотал дворецкий, - но я думал… я полагал…

- Что вы думали?

- Что под именем кавалера Лакруа скрывается другое лицо…

Священник задумался.

- Этого, - ответил он наконец, - не могу сказать вам ни я, ни кто-либо другой, кроме разве господина Корнелиуса Фан дер Валька. По крайней мере, здесь на портрете изображено лицо, известное единственно под именем кавалера Лакруа.

Дворецкий пришел в окончательное недоумение при этом объяснении.

Что же тогда так могло взволновать почтенного отца Венедикта?

- Вероятно, - решился он заметить, - кавалер Лакруа по своей знатности и заслугам настолько известен, что его портреты помещают в книгах - вот и все…

- Вот и все! - с нескрываемым раздражением перебил его отец Венедикт, хватая книгу и открывая ее заглавный лист. - Смотрите! - с этими словами он ткнул пальцем в дату, на которой значилось:

Aппо МDСХ

- Видите?

Дворецкий поспешно полез в карман, достал очки в серебряной оправе и, надев их, прочел вслух, с некоторой запинкой:

- A ппо тillesiто sехсеntеsiто dесiто.

Прочтя по-латыни эти латинские цифры, он остановился и в полном недоумении посмотрел на патера.

- Переведите! - сказал тот.

- Это значит, - перевел дворецкий, - что книга издана в тысяча шестьсот десятом году…

- И что, - перебил его священник, - в ней помещен портрет того самого кавалера Лакруа, который гостит теперь в нашем Эйсенбургском замке!.. Поняли?..

Только теперь луч света промелькнул в сознании старого слугигерцогского дома; как не догадался он об этом раньше! Ведь помнил же он странную речь, произнесенную Корнелиу сомФан дер Вальком перед портретом рыцаря Вальтера, и видел, как кавалер Лакруа приветствовал этот портрет поклоном!.. Ему должна была быть ясна таинственная связь, соединявшая этих двух лиц с предком герцогского дома. Они знали его , знали лично! Им известен был и самый Эйсенбургский замок с первых лет своего существования! Иначе каким же образом мог бы Корнелиус Фан дер Вальк знать расположение комнат в замке и, мало того, сразу найти и открыть никому не известное, по всей вероятности более двухсот лет тому назад заложенное изабытое подземелье?