Михаил Бобров - Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

Но теперь предположим, что в этот немецкий Рим попали, шеф, любимые ваши русские. И немцами они стать не захотели. Ну, эмигранты, полно таких. Высадились на Брайтон-бич, но все же остались русскими. Так вот, на этом суде они с изумлением обнаружат, что их карают тяжелее за грехи малые и награждают за добродетели, которые в их глазах добродетелями вовсе не являются. Справедливого суда не получится. Произойдёт это по той причине, что Евангелие — одно. Смысл каждой притчи в Евангелии — один. И в немецкой Священной Римской Империи смысл этот будет немецким. То же верно и для Третьего Рима размером во всю планету, Евангелие там будет русским и Христос, подняв из могил мёртвых, будет говорить с ними на русском языке.

Империя нужна для того, чтобы появился один Христос. Тот, которого там ждут. И, сэр, в меру моих слабых сил, я желаю, чтобы это был мой Христос.

— Христос есть мощный регулятор морали, — кардинал развел руками, — это нельзя отрицать. И наша модель семьи, наша модель отношений создала всю цивилизацию. И это факт.

Акаги покачала головой отрицательно.

— Ваша модель морали привела к тому, что молодой, здоровый, готовый на все парень вообще никому не нужен. Охотятся только за богатыми. Вы установили запрет на секс без цели размножения. Вы поставили секс в прямую зависимость от содержания ребенка — и так вы назначили запретительную цену. А отсюда неврозы и психозы у мужчин, отсюда стада маньяков — и постоянная болезненная зацикленность женщин на удачном браке. И колоссальная уязвимость системы управления. Любого вашего политика можно свалить одной минетчицей.

Кардинал сощурился в неприятно-сладкой гримасе.

— Недопуск нищих к размножению выполняет важнейшую роль в укреплении популяции. Хочешь женщину? Заработай или прославься, или хотя бы укради, наконец! Только встань уже с дивана! Это диалектика! Без стимула ничего не будет! Ни одна из ваших утопий этого не учитывает. Довольному человеку ничего не нужно; Моцарт бы не стал писать знаменитые Реквиемы, кабы не имел необходимости кормить семью. А если политику не хватает ума скрыть адюльтер, так он дурак, а дурак не нужен!

— То есть, вы караете не того, кто способен растоптать вашу же заповедь «не прелюбодействуй» — а того, кто неумело заметает следы. При таком подходе наверху будут хитрые воры, а не дальновидные стратеги. Что и привело планету к тому состоянию, что мы сейчас наблюдаем.

— Дальновидные стратеги могли бы сообразить последствия, взвесить риски — и не связываться с минетчицами. Это же и есть определение дальновидности: способность подумать на несколько ходов дальше собственного х… хобота! А если политик не может удержать в узде собственный… Хм… То и страну свою не сможет он удержать в узде.

— Страна несколько сложнее лошади. Особенно сейчас. Ваша модель управления отточена на Европе, где вся держава состояла из десяти-двенадцати тысяч реально влияющих на что-то дворян, все прочие их только содержали, ничего не решая. Античность завоевала полмира без этих неумных ограничений.

— Однако великий Рим не открыл ни Америку, ни Китай — просто потому, что ему это было не нужно. Хотя римские корабли были достаточно совершенны для подобных плаваний. Хватало и золота, и леса, и парусины, и моряков — не было только желания! Наша религия прижала крышку на котле и подняла давление пара. И только поэтому развилась вся западная цивилизация. Ведь не зря же все духовные практики первым делом требуют воздержания. Как на западе — так и на вашем любимом востоке!

Кардинал замолчал. Перевел дух, отложил гусиное перо, которым все это время размахивал перед самым экраном, и тогда только спросил:

— Доктор Акаги, отчего вы такое внимание уделяете именно этому вопросу?

— Оттого, что вы снова лезете с моралью в каждую постель. Из каждой розетки уже зовут в крестовый поход — словно тысячу лет назад. Но какой толк от ваших фанатиков на море? Воевать с глубинными могут лишь канмусу, призванные по необходимому ритуалу и прошедшие необходимое обучение.

— Так отдайте нам «Серафим» — и девушкам не придется умирать. Крестоносцы достойно заменят их в бою.

— Не знаю, кто вам наврал про «Серафим» — там до успеха еще, как до Луны ползком. Но даже имей мы средство против глубинных, мы не отдали бы его никакой отдельной державе. Если «Серафим» отдать вам, то морями завладеют ваши крестоносцы, и это будет хуже глубинных — те хотя бы враги. А война против крестоносцев суть война гражданская… Хорошая попытка, синьор кардинал!

— Я подниму этот вопрос в ООН. Неважно, как я узнал об этом — важно, что мои сведения верны. Возникло средство не посылать в бой девочек. Почему вы не хотите поделиться им хотя бы с нами? Мы готовы достойно принять эстафету! Как вы думаете, планета поддержит меня или вас?

Рицко поморщилась.

— Смотря как объяснить.

— Объясни мне, почему ты все смотришь: «В гостях у сказки?» Сериал же снимают с тех самых пор, и конца-края не видно. И не наскучило?

Егор оглядел полутемный кинозал: как будто никого знакомого нет; ну да и черт с ним. Наклонился к уху и прошептал:

— Вот именно! Мне и нравится, что не сдаются. Такая вот попытка вернуться в прежние счастливые времена… А то бывает, смотришь новости и прямо чувствуешь: все, не могу больше!

— Всё, не могу больше, — прохрипел я, в последнем усилии выползая на отмель.

Четыре водомёта это вам не две ноги, а люди после операции даже на них месяцами ходить учатся! А ещё подруливающие устройства, а ещё система дифферента, а ещё…

— И долго ты там лежать собрался? — недовольно поинтересовалась замершая в паре кабельтов мористее Конго.

— Пока гусеницы не отращу, — выдохнул я. — А потом уползу нафиг! Я чуть не утонул, между прочим!

— Здесь максимальная глубина — четыреста метров, а твой корпус, даже без активации поля, выдерживает погружение на тысячу шестьсот, — пренебрежительно фыркнула туманница, силовым захватом стаскивая меня с отмели. — И ты говорил, что плавать умеешь.

— Руками! Ногами! — завопил я, врубая водометы на полную из категорического нежелания расставаться с берегом. Таким твердым и надежным.

— Это тоже самое!

— Нифига!

В итоге, мы минут десять играли в тяни-толкая, под радостные вопли и ехидные советы веселящейся Майи, пока Конго это не надоело.

— Майя, да помоги же! — прошипела она.

Вдвоем эти… дамы махом стащили меня на глубокую воду.

— Тоже мне, линкор, — буркнула Конго, вставая между мной и берегом, чтобы отрезать путь к отступлению.

Я демонстративно надулся. Отвернувшись сразу всеми тремя башнями.

— Какой есть.

— Есть чему радоваться, — Луиза даже в ладоши захлопала, — Майю же воскресили. Только не делай вид, что ты этого не хотел! И вообще, я люблю, когда все хорошо заканчивается!