Дэвид Брин - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06

Кто-то тихо постучал в дверь. Я сел.

— Джи-Ди?

— Да?

— Ты в порядке?

— Я думаю, да. Просто не знаю, как отворяются эти двери.

— Ты должен сказать ей, — ответила она. Я это сделал, и дверной проем осветился. В нем стояла Одри.

— Привет, — сказала она застенчиво.

— Привет.

— Папа сказал мне, что ты на борту.

— О!

— У тебя очень грустный вид, Джи-Ди. Можно, я зайду?

— Конечно.

— Не закрывайся, — сказала она двери. В стену был вделан маленький письменный столик, а под ним стоял стул. Одри выдвинула стул и села.

— Папа рассказал мне, что случилось.

— А он знает? Потому что я и сам-то не уверен.

— Он сказал, ты отдал им нечто воистину чудесное.

К этому немного можно было добавить.

— Джи-Ди, я хочу, чтобы ты кое-что знал. Они не могут отнять у тебя все.

— Пока что им это удавалось, — ответил я.

— Помнишь, что я сказала тебе раньше? Есть кто-то, с кем можно поговорить.

— Да не верю я в это, Одри, — ответил я.

— Почему нет? Есть же много вещей, в которые ты веришь. Я поглядел в ее теплые карие глаза и подумал — ну что ж, может это и правда. Так что, я сказал, ладно, я попробую. Она взяла меня за руку, и мы вместе опустились на колени.

И первое, о чем я попросил — может, мне когда-нибудь и с Генри доведется поговорить.

Ну вот, я пытался молиться, а вы сами знаете, как оно выходит, если не веришь по-настоящему. Я чувствовал себя так, как, наверное, чувствовал себя Джек из той сказки, где его матушка выкинула волшебные бобы в окно, — раздраженным. Обиженным. Хорошо хоть вся эта затея с молитвой принадлежала не мне. Одри Пеннибэйкер — девушка, стоявшая на коленях со мной рядом, была из тех, что всегда пытаются кого-нибудь обратить. Мы, закрыв глаза, стояли на коленях и изо всех сил старались молиться. Наконец, оба мы одновременно их открыли. Ее глаза мне нравились — миндалевидные, светло-зеленые, с короткими густыми ресницами.

— Ты ничего не чувствуешь, так ведь, Джи-Ди? — спросила она.

— Я пытаюсь, Одри. Честно.

Она мягко улыбнулась.

— Давай лучше пойдем погуляем.

— Я могу еще раз попробовать, — сказал я.

— Позже. А теперь сделаем небольшой перерыв.

Одри хорошо знала, что и как тут на «Стелле» и показала мне торговый ряд, где были магазины, рестораны, почта, цветочный магазин, комнаты для игр и гимнастический зал. Мы спустились вниз, миновав палубы D, Е, и F и, наконец, вышли на Прогулочную палубу. А там, пройдя через стеклянные матовые двери, мы оказались в самом сердце корабля.

Это был высокий зал, залитый удивительным зелено-голубым светом, казалось, струящимся отовсюду. Огромные деревья возносились до кольцевидных перекрытий верхних палуб и встречались там, наверху, с густым плющом и лианами, свисающими с поперечных балок. Птицы, перекликаясь, порхали среди ветвей и исчезали в сплетении лоз. Был там и водопад — он разбрасывал веер брызг, окрашивая перила этой палубы во все цвета радуги. И на самом верху, над скалистым карнизом, навис молочно-голубой купол.

— Ну разве тут не великолепно? — воскликнула Одри.

— На корабле? Да, роскошно.

— Лучший корабль, который я когда-либо видела.

— Ты много летала?

— Ну конечно же, глупыш! Я путешествую с папой лет с трех, с тех пор, как могла удержать тамбурин в руках.

Мы подошли к ограждению, на котором была надпись, предупреждающая пассажиров с электронными медицинскими устройствами, что они находятся в опасной близости от поля корабля. Одри прошла прямо за ограждение.

— Разве это не опасно? — спросил я, все еще не решаясь идти следом.

— Что не опасно?

— Поле.

Отвечая, Одри обернулась ко мне.

— Ммммм, — сказала она, прикрыв глаза, — я думаю, оно такое ласкающее.

Глядя на то, как она откидывает голову, я и сам захотел, чтобы меня приласкали. Но как только я последовал за ней, то почувствовал покалывание у основания шеи. А потом услышал громкое жужжание. То самое жужжание. Я черпал его полной мерой, словно опять был дома, на Дереве, рядом с Сетью. И почувствовал взрыв узнавания, изменение в характере сигналов, которое означало, что ты теперь один из них. И удивление я почувствовал тоже. Затем, сразу, все прекратилось. Так, словно кто-то захлопнул двери.

— В чем дело? — спросила Одри.

— Я поймал Сеть. — ответил я.

— Сеть?

— Летунов.

— Но разве это возможно? Мы ведь в нескольких световых годах от Дерева.

— А тут, на борту, летуны есть?

Она пожала плечами.

— Не думаю.

— Почему бы нет?

— Они не могут лететь на Танзис. Пока не могут, во всяком случае. Именно поэтому Возрождение и дошло только до Гавани. Папа помогал организовать встречу между летунами и танзианским послом. А теперь он отправляется назад, домой, с предложением начать переговоры о мире.

В Академии я немного узнал о той войне. Я знал, что между Сетью и Танзисом тридцать лет назад было столкновение и что споры между ними до сих пор не улажены, а мирный договор так и не подписали. Я не мог вспомнить ни причины войны, ни какие-нибудь подробности сражений.

— Ты и в самом деле думаешь, что это Сеть?

Что за вопрос. Я почти всю свою жизнь прожил на Дереве, и знал, на что это похоже — чувствовать Сеть. А Сеть знала меня, потому что я был поводырем у Генри. Он отпустил меня и погиб в слепом полете, а меня обвинили в его смерти — приговорили в их суде. Так что уж я-то хорошо знал, на что это похоже.

— Что бы это ни было, оно уже исчезло, — сказал я. — Пойдем дальше.

Мне и вправду нравилось гулять с ней. Мне нравилась ее манера идти, развернув плечи, так, что во время ходьбы они почти не двигались — только бедра. Мне нравилось, как звякали ее сережки, и то, как ей иногда приходилось сбиваться с шага, чтобы подладиться под мою походку. Дойдя до Торгового ряда мы остановились на террасе, разглядывая кафе на противоположной стороне карниза, опоясывающего центральный зал. Там было темно, горели лишь красные и голубые настольные лампы. Все столики были заняты, в сумерках можно было видеть снующих взад-вперед официантов.

Подошел стюард.

— Простите, мисс Пеннибэйкер, — сказал он, — у меня для вас цилиндр. — И он протянул небольшой поднос, на котором лежал тускло-серый продолговатый пластмассовый предмет.

— Спасибо, — ответила она и взяла его.

— Что это?

— Летающий цилиндр. Их используют, чтобы посылать сообщения на борту корабля. Их помещают прямо в поле, поэтому на самом деле они прибывают еще до того, как их отправили. Так что ты можешь, скажем, посылать самому себе записки о том, что ты собираешься делать. Это ужасно забавно.

Она открутила крышку на торце цилиндра. Внутри были плоская округлая пуговица, сияющая золотом, и свернутая записка, которую Одри осторожно развернула.