Дэвид Брин - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06

— Это все из-за этих перелетов между звездами. Они выматывают нервы.

— Ох, Джордж, — сказал капитан Признер.

— Что? Я не прав? Погляди на капитана, малыш! Как ты думаешь, сколько ему лет?

— Мне трудно определить, сколько людям лет, — ответил я.

— Давай, попробуй угадать. Майк, повернись-ка к малышу затылком. Покажи свои седые волосы.

— Сорок? Сорок пять?

— Ему двадцать шесть, — сказал Джонсон.

— Вообще-то двадцать пять, — поправил капитан.

— Простите! — сказал я, чувствуя, что краснею.

— Эй, ты еще был щедр. Майк, скажи ему, сколько лет самому старому капитану на этой линии.

— Нас отправляют на пенсию в тридцать два, — ответил Признер.

— А когда ты начал подготовку, сколько тебе было?

— Двенадцать.

— А первым прыжком ты во сколько руководил?

— В девятнадцать и три месяца.

— Восемь лет тренировки на двенадцать лет службы. Тут и карьеру сделать не успеешь.

— Если учитывать, на скольких ужинах капитан обязан присутствовать, — ответил Признер, — то это очень долгая карьера.

Мы все рассмеялись его шутке, а он продолжил:

— Некоторым людям прыжки дорого обходятся, что правда то правда. Да мы и не скрываем этого. Поля, которые несут корабль, чрезвычайно мощны и могут влиять на людей различным образом. Это не обязательно, значит, что сам по себе межзвездный перелет вреден. Но ранняя отправка на пенсию — это предосторожность, которую…

— 20 компания считает необходимой.

— Но согласись, Майк, ты износился.

— Ладно. Я абсолютно износился.

— Разумеется, это относится не только к капитану. И пассажирам тоже достается. Иногда поле замыкает их и тогда они начинают паниковать. Это когда попадаешь в шторм.

Признер отставил свой бокал с вином.

— Джордж, полагаю, тебе не стоит говорить подобные вещи.

— Да ладно тебе, Майк! А как насчет «Утренней Славы?»

— Никто не доказал, что они попали в шторм, — упрямо ответил капитан.

— Нет доказательств? Корабль нашли. Я сам видел останки. — Он обернулся ко мне. — У меня был друг, Гарви Дент, который занимался на Танзисе страховым делом. Он мне его и показал.

— Пошло-поехало, — сказал капитан Признер, но Джордж не обратил на него никакого внимания.

— Понимаешь, у Дента были неприятности с женой. Она его вышвырнула, так что жил он у себя в конторе. И я иногда случайно встречал его в кафе. Однажды он попросил меня присесть и выпить с ним. Он уже сидел там какое-то время. А перед ним стояла большая тарелка сосисок.

— Джордж, — сказал он. — Тебе не нужен кот?

Вообще-то коты на Танзисе редкость. Танзиане свихнулись на них. И готовы отвалить за каждого кругленькую сумму. Еще когда Гарви ладил с женой, он купил ей кота и с тех пор так и выплачивал за него.

— Какого черта мне за него платить, если она меня терпеть не может? — сказал Дент. — Забери кота, Джордж.

Я сказал ему, что кот мне не нужен. Я большую часть времени в разъездах. Кто будет его кормить? Кто будет выводить его гадить?

— Тебе не придется выводить его. Они гадят в коробку, — сказал Гарви.

Ну, я все еще упирался, но он был тверд как алмаз. Наконец, он заявляет, что если я только взгляну на него, он покажет мне кое-что еще, что меня очень заинтересует. Я на самом деле не думал, что у Гарви есть что-то любопытное, но он меня вымотал своим нытьем. Вот мы и поднялись наверх, к нему в контору.

Контора выглядела точно зона бедствия. В ней валялась вся его одежда, коробки с посудой, всякая домашняя утварь. Там было столько хламу, что кота он отыскал не сразу. Наконец мы нашли его — он спал в ящике письменного стола. Оранжевый кот с длинной шерстью, короткими ушами и мордой как у совы. В жизни не видел такой уродливой твари.

— Мне не нужен этот кот, Гарви, — говорю. — Он уродлив как смертный грех.

И тут он говорит мне, что если я возьму кота, он мне кое-что расскажет. Отодвигает кресло от письменного стола, включает лампу, открывает металлический ящик и велит мне взглянуть. Там, внутри, какие-то личные вещи. Часы. Детский башмачок. Несколько металлических обломков и тарелка с клеймом «Утренней Славы». И тот дневник. Рукописный дневник девочки, которая летела на Танзис, чтобы провести лето со своей старшей сестрой. Он мне дает блокнот и велит, чтобы я записывал. Я и записал. В этом дневнике говорится о том, что произошло на борту «Утренней Славы». Как все пассажиры свихнулись, и нарушили поле, и растерзали корабль.

А когда я закончу рассказ, наш добрый капитан скажет, что никаких официальных сообщений о находках на борту «Утренней Славы» не было. Но он-то знает правду. Просто паршивцы замяли дело.

— Ты же тогда был журналистом, — сказал капитан Признер. Что ж ты сам ничего не написал?

— Я и написал. Репортаж зарубили в «Межпланетных сообщениях».

— Ах, Джордж, полно. Все это случилось в твоем романе.

— Ты назвал меня лжецом, Майк?

— Я назвал тебя рассказчиком, Джордж. И чертовски безответственным в данную минуту.

— Что значит — безответственным?

— А то, что с таким же успехом ты мог бы забраться на стол и завопить «Пожар».

Тут заговорил граф Лэттри, который все это время продолжал безразлично курить. Он вынул сигарету изо рта и скорчил гримасу, обнажив желтые зубы.

— Может, мистер Джонсон и не виноват, — сказал он. — Он просто не может удержаться.

Джонсон повернулся к графу.

— Что вы сказали?

Лэттри отложил сигарету.

— Говорят, что автор «К востоку от Луны» вовсе не вы, а кое-кто другой.

Краска мгновенно отхлынула от лица Джонсона. Он медленно поднялся, обошел стол и встал перед графом.

— Ах ты, вшивый ублюдок! Ты, должно быть, очень уж храбрый, если осмелился сказать мне такое.

— Я только повторяю то, что все и так хорошо знают. Ваш роман — пропаганда, написанная под диктовку Сети.

Джонсон сурово улыбнулся.

— Знаете ли, я всегда мечтал, чтобы какой-нибудь танзианский сукин сын сказал это мне в лицо. Поднимайся.

— Отлично.

Граф встал. Он едва доставал Джонсону до ключицы. Он был таким субтильным стариканом, что казалось, если Джонсон его ударит, он просто рассыплется на мелкие кусочки.

— Возьми свои слова назад, — прорычал Джонсон.

— Почему бы эдо мне забирать назад правду?

Джонсон сжал зубы и шагнул к графу. Я вскочил и встал между ними.

— Прочь с дороги, малыш!

— Я не позволю вам его бить, — сказал я.

Джонсон не стал тратить время на споры со мной. Он предупредил меня лишь один раз, и я нарвался на это предупреждение. Он опустил плечо, отводя назад левую руку, я отклонился от удара, которого так и не было, и попал прямо под удар правой.

Странно — я его даже не почувствовал. Я просто почему-то очень захотел присесть на пол. Что и сделал, и у меня почему-то начало колоть шею и затылок, а потом я услышал, как капитан говорит Джонсону, что отправит его в карцер, если тот не уйдет сейчас же, и Джонсон уходит красный и злой, а граф сидит себе спокойно и зажигает еще одну бурую сигарету, и как я говорю — я в порядке. Потом доел устрицы, но никак не мог придти в норму.