Дэвид Брин - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06

— Но я пока что прочел лишь о том, как герой пытается выяснить, что же на самом деле произошло на потерпевшем крушение корабле.

— Эдот роман — провокация Сети, — невыразительно повторил граф. — Мистер Джонсон находился под контролем Сети во время войны. Он не покорился обработке. Вполне возможно, он попытается устроить саботаж, чтобы уничтожить корабль и сорвать мирные переговоры. Ему нельзя доверять ни при каких обстоятельствах!

— Если ему нельзя доверять, почему же ваше правительство опять открыло ему визу?

— Я был против. Но я прошу вас, как человека, испытавшего всю мощь летунов на себе, представить, что произойдет с вами, если вы окажетесь в этой книге. Вы думаете, это так, развлечение, но, читая ее, вы позволяете Сети взращивать страх и сомнение в вашем мозгу, открытом для влияния благодаря прекрасным описаниям города и силы любви героя к той девушке. Для нас это несомненно. Эта книга — яд. Я советую вам уничтожить ее!

Книга вовсе не казалась мне отравленной, но, опять же, я не был танзианцем. Может, она и вправду была ядом. Но не думаю, что запрещение любых новых идей, пусть даже вредных, — удачное средство защиты от них.

— Граф, — сказал я, — может, оставим в покое книги и политику?

Он поклонился.

— Я уже сказал все, что хотел. Вы — колонист. А Министерство Колоний полагает, что цена свободы — это изгнание с родины. Вот становится ли человек действительно свободным в изгнании — это уже другой вопрос. Возможно, как раз об эдом следует узнать у мистера Джонсона.

Он плеснул остатки вина из бутылки в свой бокал. Мне он больше не предложил. Он видел, что я едва пригубил свой. Он спросил, хочу ли я сыграть еще раз. Однако «Стелла» все время мягко покачивалась, и шары на столе меняли свое положение практически после каждого удара, так что в конце концов нам Пришлось сдаться. Я пожал ему руку, обещая подумать над всем, что он сказал мне. У него достало хороших манер ничего больше не говорить мне насчет «К востоку от Луны».

Я не хотел себе в этом признаваться, но, покинув графа и выйдя из биллиардной, я был встревожен. Может, Сеть и вправду способна контролировать человека так, что он даже не знает об этом. Я хочу сказать, я всегда таил в душе обиду на Генри, поскольку он пытался заставить меня делать то, что ему нужно, вознаграждая меня волной эмоций, которых я так жаждал. Но все это лежало на виду. А кто знает, что они могли в действительности с нами сделать? Может, они способны замкнуть себя в какой-то самой глубокой части нашего мозга, которую мы никогда и не используем сами? Или они могут делать такое лишь с танзианцами? В конце концов все жители Танзиса — естественные эмпаты. Может, они оказались просто более податливыми, чем мы?

Но ведь Джонсона тоже это беспокоило. Иначе — почему бы он так разозлился на графа? Я подумал, что, вероятно, что-нибудь в романе поможет мне лучше понять все, что происходит. Поэтому я решил еще раз вернуться к читнику и отправился к себе в каюту. Я открыл книгу, и вокруг меня вновь забурлил жизнью город. Я опять был с Брэди, в его любимом кафе на бульваре Пеланк.

— Значит, вот и ты, — сказал Брэди. — А я все гадал, вернешься ли.

— Джордж Джонсон сказал, что я должен добраться до той части, где говорится про девушку, — ответил я.

Брэди нахмурился.

— Малыш. Ты должен получше соображать. Тут тебе нельзя говорить о Джонсоне.

— Почему нет?

— Потому что я не хочу о нем слышать. Хочешь увидеться с девушкой — просто попроси, но не говори со мной о Джонсоне. Он не принадлежит этому миру, capisce?

— Простите, — сказал я обиженно.

Он улыбнулся:

— Не расстраивайся, малыш. Ну, так на чем мы остановились?

— Девушка, — сказал я.

— Ладно. Девушка. — Он загасил свою сигарету и откинулся в кресле. — Я встретил ее после того, как спер дневник из конторы Гарви Дента. Гарви был таким недотепой, мать его. Я знал, что компания, в которой он служил, больше ему не доверяет. Ну вот, я украл этот дневник и сделал копию, а потом проник в контору Гарви и подложил копию обратно. А оригинал оставил у себя.

После этого я провернул небольшую проверку. Там, в списке пассажиров, была одна девочка тринадцати лет. Ее звали Бетт Кендалл. Я проверил еще кое-что и выяснил, что тут на Монт живет некая Чейз Кендалл. Я взял дневник и отправился к ней.

Начало темнеть. На обеих сторонах улицы, под кронами пыльных деревьев зажглись цепочки огней.

— Послушай, — сказал Брэди. — Мне трудно пересказывать все это. Как насчет того, чтобы прогуляться в одиночку?

— Ладно.

Стоило лишь мне согласиться, как улица пропала. И я оказался у подножия горы Монт. На самом деле это был утес, обрывающийся к востоку от города, и весь город был с него хорошо виден. Известняковые глыбы все были изрыты жилищами, еще со средних веков и до сих пор там обитали бедняки, у которых хватало силы и ловкости, чтобы карабкаться по подвесным лестницам, которые построил город в конце прошлого столетия, когда у власти была Партия Прогрессистов. Теперь цепи проржавели, лестницы порой обрывались. Нынешнему правительству, провозгласившему девиз: «Работа, свобода и семья», не было никакого дела до починки лестницы в бедном квартале. Ничего нет нового под небесами. Где бы не появлялось правительство, размахивающее именно этим лозунгом, оно урезает рабочие места, пытается ограничить вашу свободу, а единственные семьи, которые процветают при нем, — это семьи тех, кто находится у власти.

Сам-то я проехал в фуникулере от платформы у набережной, выбрался и побрел по узкой улочке, которая все время петляла По склону, и, наконец, нашел тот адрес, что был мне нужен. Чейз Кендалл жила в студии на самом верху шестиэтажного Дома без лифта. Я был очень разгорячен ходьбой, на полдороге остановился и высунул голову из полукруглого окна на лестничной площадке, надеясь на свежий ветерок. Но ветра не было.

Только тускло-бронзовый, мерцающий воздух отражался от крытых жестью крыш внизу. Я вытер лицо носовым платком, поднялся на самый верх и нажал на кнопку звонка.

— Да? — раздалось из-за двери.

— Мисс Кендалл?

Спустя миг:

— Да, верно.

— У вас была сестра по имени Бетт?

Молчание.

— Меня зовут Брэди, мисс Кендалл. Я репортер. Я тут набрел кое на что, возможно, принадлежащее ей. Дневник. Я надеялся, вы взглянете на него и скажете, подлинный он или нет.

Минул долгий миг ожидания прежде, чем дверь распахнулась. Внутри было темно и прохладно. Лишь секунду спустя я разглядел обстановку комнаты: окна, занавешенные тяжелыми шторами, камин, рядом с которым стояли шезлонг и пара кресел, крутые ступеньки ведущие на чердак.

— Пожалуйста, поднимитесь наверх, — раздался мягкий голос, сумрачный и прохладный, как и сама комната.