Валерий Иванов-Смоленский - За сто миллиардов лет до Большого Взрыва

В конце XX века ученые Земли сделали сенсационное открытие в структуре Вселенной. Было обнаружено совершенно новое образование – так называемая Темная материя или Темное вещество. Оказалось, что масса звезд, планетарных систем и иных космических тел составляет ничтожную часть от всей массы Вселенной — всего лишь 0,4%. Даже межзвездный газ имеет массу в девять раз большую – 3,6%. В то же время значительная ее доля (около 23%) образована Темным веществом. Весь остальной вес приходится на неизвестную материю, которой было дано условное название Темная энергия и которая пока не поддается научному исследованию.

Темное вещество также недоступно прямому наблюдению. Оно совершенно не испускает электромагнитного излучения, но определяется косвенно по гравитационным эффектам, оказываемым на наблюдаемые видимые объекты.

Люди пока еще не видят связи между различными космическими катаклизмами: взрывами сверхновых звезд, образованием «черных дыр», столкновениями огромных скоплений целых галактик…

Но эта связь существует. Всю Вселенную хочет поглотить всепожирающее чудовище в виде Темного вещества. И человечество, которому отроду лишь миллионная часть секунды по сравнению с общим возрастом Вселенной, вступает в неравную борьбу…

— Я все равно ее открою…, — темное небо зачернело тучами и человек, досадливо чертыхнувшись, оторвался от окуляра небольшого портативного телескопа.

Телескоп стоял на балконе седьмого этажа девятиэтажного панельного дома на довольно примитивном треугольном штативе. Его жерло смотрело почти вертикально на юго–восточный участок неба, уже довольно затученного и даже, кажется, готовящегося пролиться мелким сентябрьским дождиком.

Сам балкон был застеклен, обшит светлой вагонкой и вполне мог служить уютной и непрезентабельной обсерваторией. Вечер еще нельзя было назвать поздним, а в приоткрытое окно струилось, по–летнему, ласковое и легкое тепло.

Человек резко поднялся с видавшего вида стула, жалобно крякнувшего от столь внезапного скорого освобождения и потянулся за сигаретной пачкой, валявшейся на узком подоконнике. Был он радостно молод, высок и слегка сутул, но не старческой согбенностью, а юношеской угловатостью – манерной и пружинной. Длинная светлая прядь волос прикрыла левый глаз, и человек привычным движением головы сбросил ее к уху. Прикурив от разовой зажигалки, он склонился к другому стулу, на котором лежали общая тетрадка в желтом коленкоровом переплете и синяя шариковая ручка.

— Что мы запишем…, пробормотал он, одной рукой листая тетрадку, а другой, нашаривая стоящую где–то сзади пепельницу, — запишем, то, что видим…

Он заглянул в объектив окуляра, смешно, по–гусиному, повернув шею, крутнул крохотное колесико на окуляре и разочарованно вздохнул.

— Да, с такими темпами я буду ждать ее до второго пришествия, — несколько цифр легло на исписанный лист двумя неровными строчками.

Человек посмотрел на часы, отметил время и столь же кривовато зафиксировал его на бумаге.

— Дядя Егор, — в проеме балконной двери возникла фигура малыша в пестром комбинезончике и встрепанными волосами, — мне надоел этот мультик, можно я выключу телевизор и постою с тобой на балконе. Ты мне дашь посмотреть в эту трубу?

— Хорошо, тигренок, — размышляя о чем–то своем, согласился светловолосый, но тотчас спохватился, — э–э–э, нельзя тебе на балкон, я же здесь курю. Твоя мама потом с меня натурально… — и, заметив заинтересованный взгляд малыша, спохватился, — …спросит, в общем. Ты же табаком пропахнешь, а у нее знаешь какой нюх.

— Какой? – немедленно загорелся карапуз, — и что такое нюх? Нос, что ли?

— Ты, давай, иди и выключай телевизор, — сделал себе отсрочку от ответа на коварный вопрос Егор, — а я тебе потом объясню.

«Тигренок», деловито переваливаясь, скрылся в глубине комнаты, а любитель астрономии притушил сигарету о дно пепельницы и задумался над ответом.

— Ухо востро надо держать с этой малышней, — он потер двумя пальцами свой нос, — доложит Иришке насчет нюха не в той интерпретации, мол, о ее носе шла речь, тогда только держись… Она терпеть не может, когда упоминают о ее внешности. Хотя, справедливости ради, нос у нее длинноват. Если смотреть в профиль. А, если в анфас – то ничего. Даже очень ничего.

И он зажмурил глаза, представляя себе свою, безответную пока, любовь. Иришка была его одноклассницей, школьной красавицей. И, если очень коротко, рано выскочившей, именно выскочившей, замуж за одного тележурналиста. И быстро соскочившей с этого бездумного скороспелого брака, имея сейчас в наличии вот этого четырехлетнего карапузика, по кличке «тигренок». Тигренком прозвал его он, Егор, за неуемную привычку малыша бросаться из засады и пускать при этом в ход зубы. Хотя и показушно, но иногда весьма болезненно. А звали его, на самом деле, Димкою. В честь того же наглого и нахрапистого журналиста.

— Дим Димычем будет, — невесело подумал Егор, вглядываясь в неласковое несмотрительное уже небо и не заметив, что малыш стоит уже рядом, восторженно озирая телескоп.

— Дай мне посмотреть в трубу, — тоненький голосок дрожал от возбуждения, а ручки тянулись уже вверх.

Довольный, что кроха не вспомнила о своем каверзном вопросе по поводу маминого нюха, Егор легко подхватил малыша на руки и поставил ногами на стул.

— Смотри, сколько хочешь, — великодушно разрешил он.

Малыш приник к окуляру, вцепившись ручонками в круглый корпус телескопа. Казалось, будь у него хвостик, соответствующий его грозному прозвищу, то он вилял бы от взбудораженности вовсе не по тигриному, а как у обычной восторженной собачонки.

— Как ей сказать? – продолжил далее свои грустные размышления Егор. — Как признаться, что я люблю ее еще с восьмого, даже нет, с седьмого класса… И всегда любил и сейчас. И «тигренка» этого тоже люблю, хотя своим появлением на свет он и обязан ненавистному лощеному журналюге. И малую планету или астероид новый хочу открыть для нее и назвать его ее именем «Ирина». Какой еще женщине дарят такие подарки. Шубу, бриллиантовое колье, шикарный автомобиль, даже собственный остров – все это так приземленно… А тут – астероид. Неземное и вечное…

Яркая короткая вспышка озарила небо. Егор даже не успел заметить — где именно. Но раската грома не последовало. Даже отдаленно не громыхнуло. И озоном не запахло. Только вечер, как будто просветлел. И еще ему показалось, что яркий тонкий луч, наподобие иглы мелькнул возле телескопа и пропал.