Мюррей Лейнстер - Нейтральная территория (сборник)

Томми вырвался и побежал. Кто-то пытался остановить его, кто-то бросил камень… Потом все побежали за мальчиком — толпой, с воплями. Лишь один голос попробовал что-то возразить, единственный нормальный голос среди безумия — это был голос товарища Томми, такого же двенадцатилетнего мальчика. Но, конечно, никто не услышал его.

Вдруг свет вспыхнул в другом доме — это был двухэтажный оштукатуренный дом, принадлежавший Бобу Уиверу. Один из мужчин закричал:

— Это не мальчишка! Посмотрите на дом Боба Уивера!

Над крыльцом миссис Шарп зажглась лампа, и Солли Бишоп срывающимся голосом произнесла:

— Это не Боб Уивер! Вот, вот, у миссис Шарп горит свет!

— А я говорю, что это мальчишка! — не сдавался Чарли.

Вдруг по всей улице стали зажигаться и гаснуть огни. А газонокосилка завелась и поехала сама по себе, прорезая неровную тропу в траве, пока не ударилась о стену дома.

Люди бегали туда-сюда, от одного дома к другому. В воздухе просвистел камень, еще один. А огни зажигались и гасли. Чарли Фарнсуорт упал — ему пробил голову обломок кирпича. Миссис Шарп сбили с ног, и она уже не смогла подняться.

С расстояния в четверть мили, с вершины холма, Мэпл-стрит выглядела так: длинная, усаженная деревьями улица, где беспорядочно вспыхивали и гасли огни и бегали люди. Мэпл-стрит была настоящим сумасшедшим домом. Повсюду били окна и уличные фонари, осколки стекла сыпались на головы женщинам и детям. Ни с того ни с сего заводились газонокосилки и автомобили.

На вершине холма, скрытые тьмой, два человека стояли у космического корабля и смотрели вниз на Мэпл-стрит.

— Теперь понимаешь наш метод? — сказал один из них. — Нужно остановить их автомобили, обесточить газонокосилки и телефоны. Погрузить в темноту на несколько часов — все остальное они сделают сами.

— И всегда бывает одно и то же? — спросил второй.

— С небольшими вариациями, — последовал ответ. — Они выбирают самого опасного врага, которого могут найти. А это они сами. Нам остается просто сидеть и ждать.

— Значит, судя по всему, — сказал второй, — это место, эта Мэпл-стрит не одна такая?

Первый тряхнул головой и рассмеялся:

— Ну конечно! Этот мир полон таких вот Мэпл-стрит. Мы будем перелетать от одной к другой, и жители сами себя уничтожат…

Когда солнце поднялось на следующее утро, Мэпл-стрит была погружена в тишину. Почти все дома сгорели. На земле лежало множество тел. В живых не осталось никого.

А примерно через неделю на Мэпл-стрит появились новые жители. Они были очень красивы, и особенно изящными, скульптурными были у них головы. По две на каждого жителя.

Они лежали на холме. Внешне они абсолютно не подходили друг к другу: он был лохматый и неопрятный брюнет, коротышка, и в его глазах горел фанатичный огонь нетерпимости; она же была безупречна в идеально чистом летнем платье, этакий эталон холодной нордической блондинки.

Солнце нырнуло за горизонт — казалось, от прикосновения раскаленного докрасна диска земля задымилась.

— Сейчас ты увидишь, — пробормотал он.

— Если бы я не успела узнать тебя, я бы решила, что ты говоришь серьезно.

— Я говорю чертовски серьезно. Достаточно серьезно, чтобы начать принимать меры, и не откладывая. — Он недоуменно оглядел ее. — А я-то думал, ты все поняла. Что ты не такая, как все эти чурбаны в баре.

Огонь в блеклых глазах под тяжелыми бровями загорелся еще ярче.

— Я должен был это понять, — сухо сказал он. — Сам виноват: вообразил, будто встреченная в баре девица может, для разнообразия, иметь хоть каплю мозгов. Так вот, Юнис…

— У мужиков в баре мозги есть, сколько они ни пей, — перебила она, — а женщины, конечно, из другого теста. Так, да? А если уж хочешь знать правду, так это не в моих мозгах сомневаться надо, а в твоих — раз ты в самом деле веришь, что…

— Тихо, — оборвал он. — Вот они. Смотри и узнаешь кое-что. Если только тот еще здесь.

Из пещеры вылетали нетопыри — казалось, их тут миллионы, хотя опытный натуралист определил бы их число менее чем в десяток тысяч. И все-таки стая, похожая на вырывавшийся из пещеры столб густого дыма, поражала воображение, напоминая гигантские стаи странствующих голубей, затемнявших небо Америки еще столетие назад.

Джерри в бинокль изучал края тучи. Вдруг он схватил девушку за руку, краем сознания отметив упругость ее тела: великолепный образец, мельком подумал он. Крепкая, как молодая кобылица, разве что поглупее. А жаль — он-то надеялся, что они будут союзниками.

— Смотри! — почти крикнул он. — Там, правее остальной стаи — видишь группу из восьми… нет, девяти нетопырей? Взгляни — что ты заметишь?

Он протянул ей бинокль, но она отмахнулась.

— Я вижу и так, — спокойно сказала она, на миг сузив огромные голубые глаза.

— Ну? — нетерпеливо спросил он. — Да или нет?

— Просто летучие мыши, по-моему.

— Черт! — рявкнул он. — И зачем только я теряю время?! Я же говорил тебе, на что надо смотреть… а теперь они слишком далеко. — Он почти с отвращением посмотрел на девушку. — Ты что, в самом деле не видела разницы?

— Бога ради, Джерри, я же не специалист! Я ничего не знаю о летучих мышах! Все летали — вверх-вниз…

— Черта с два. Одна из них парила. Как ястреб. Я ее в третий раз вижу. Она на самую малость крупнее, может быть, немного другого цвета. Это все неважно, конечно, но вот то, что она парила — важно. Нетопыри этого не умеют. Они не парят. Может быть, потому, что ночью нет восходящих воздушных потоков, которыми пользуются птицы; может быть, просто потому, что в парении невозможно охотиться за насекомыми. Как бы там ни было, а нетопыри не парят!

Он вытащил из кармана распухшую записную книжку в картонном переплете и что-то в ней подчеркнул. Закрыв ее с видом человека, принявшего окончательное решение, он заявил:

— Готово. У меня достаточно данных. Теперь пора что-то делать.

— Данных про что? Не про эти же мелочи, которые…

— Не «про что», а «о чем», — с раздражением поправил он, почти не слушая, и яростно продолжил: — Мелочи! Значит, ты вчера плохо слушала и ничего не поняла. Животные чрезвычайно негибки в некоторых аспектах своего поведения. А я то пса вижу, который никогда не вертится на месте перед тем, как лечь; то голубя, что никогда не дергает головой; то летучую мышь, которая не порхает, а парит…

— Ты просто помешался на своей идее, — возразила она. Потом осторожно-успокаивающе погладила его по плечу и добавила: — Неужели тебе никогда не хочется просто развлечься?

Он недовольно отстранил ее руку и заметил почти про себя: