Саймон Кларк - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

С другой стороны, именно наша культура отвращает нас от безжалостного истребления безоружного меньшинства, не говоря уже о наличии практических трудностей при реализации такого решения. С третьей — о, Господи, как тяжело формулировать, — с третьей стороны, позволить Детям переложить проблему, которую они представляют, на территорию и плечи другого народа, еще хуже подготовленного к контакту с ними, — это просто трусость и желание любой ценой избежать моральной ответственности.

Все это заставляет просто с завистью вспоминать примитивных уэллсовских марсиан. Мы в ужасной ситуации, где ни одно решение нельзя снесть высокоморальным.

Бернард и я выслушали эту речь в полном молчании. Потом я почувствовал себя обязанным хоть что-то сказать:

— Все это представляется мне мастерским изложением сути самой скользкой проблемы, с которой когда-либо сталкивались в прошлом философы.

— Вы не правы, конечно, — запротестовал Зиллейби, — в затруднительных положениях, где все выходы — аморальны, единственная возможность — действовать в интересах большинства. Следовательно, Дети должны быть ликвидированы с наименьшими социальными потерями и безотлагательно. Мне крайне тяжело дается такое заключение. За девять лет я к ним сильно привязался. И, несмотря на то, что говорит моя жена, мне кажется, что мои отношения с ними приближаются к дружеским — насколько это возможно. — Он выдержал длительную паузу и печально покачал головой. — Да, этот наг — единственно верный. Но конечно, наши власти не смогут сделать его, за что я лично благодарю Господа Бога, так как практически не вижу способа, который не повлек бы за собой гибели всех живущих в деревне. — Он остановился и оглядел панораму Мидвича, тихо нежащегося в послеполуденном солнце. — Я уже старик, мне в любом случае жить осталось недолго, но у меня есть жена, куда более молодая, и совсем маленький сын. Поэтому хочется думать, что принятие решения затянется на достаточно долгий срок.

Власти, полагаю, будут сопротивляться, но, если Дети решили покинуть Мидвич, они уедут. Гуманизм восторжествует над биологическим долгом. Но что это такое? Порядочность? Декаданс? Кто знает. Ясно лишь одно — день ужаса отодвинется. Интересно только знать — на сколько?

Когда мы вернулись в Кайл-Мэнор, чай уже был готов. Чаепитие на этот раз вышло коротким, выпив чашку, Бернард встал из-за стола и распрощался с четой Зиллейби.

— Оставаясь тут, я ничего нового не узнаю, — вздохнул он. — Чем скорее я передам требования Детей своим удивленным начальникам, тем больше шансов, что дело сдвинется с мертвой точки. Я ничуть не сомневаюсь, что ваши аргументы в отношении Детей верны, мистер Зиллейби, но лично я буду бороться за то, чтобы они убрались из нашей страны куда угодно и как можно скорее. Я за свою жизнь перевидал немало гнусностей, но ничто не произвело на меня столь сильного впечатления, как мгновенная аннигиляция нашего начальника полиции. Вас, разумеется, я постараюсь держать в курсе событий.

Он взглянул на меня.

— Едешь со мной, Ричард?

Я колебался. Джанет все еще была в Шотландии, и ей предстояло появиться не раньше чем через пару дней. В Лондоне ничто не требовало моего присутствия, а мидвичская проблема казалась куда интереснее всего, что мог предоставить мне Лондон. Анжела заметила мои колебания.

— Оставайтесь, если хотите, — предложила она. — Думаю, мы с мужем в такое время будем только рады гостю.

Я чувствовал, что она говорит искренне, и принял приглашение.

— Кроме того, — обратился я к Бернарду, — мы не знаем, включает ли твой новый статус право на компаньона. Если я поеду с тобой, мы вероятно обнаружим, что я все еще под запретом.

— Ох, уж этот чудовищный запрет, — поморщился Зиллейби. — Я должен серьезно потолковать с ними — это совершенно абсурдная паническая мера.

Мы проводили Бернарда до дверей и посмотрели, как он тронулся, помахав нам рукой.

— Что ж, этот гейм Дети выиграли, — опять заговорил Зиллейби, когда машина исчезла за поворотом. — А с ним, возможно, выиграют и весь сет… только чуть позже. — Он еле заметно пожал плечами.

— Дорогая, — сказал Зиллейби, глядя через обеденный стол на жену, — если ты случайно выберешься этим утром в Трайн, может, ты купишь там большую банку «Бычьих глаз»? [25] Сорт леденцов.

Анжела переключила свое внимание с тостера на мужа.

— Милый, — заявила она без особой нежности в голосе, — во-первых, если ты поднатужишься и вспомнишь, что было вчера, то поймешь, что никакой возможности поехать в Трайн нет. Во-вторых, у меня нет ни малейшего желания снабжать Детей сладостями. В-третьих, если ты предполагаешь пойти в Грейндж и показывать там свои фильмы сегодня вечером, то я решительно возражаю.

— Запрет на выезд снят, — ответил Зиллейби. — Вчера вечером я разъяснил им, как это глупо и нерационально. Их заложники все равно не смогут сбежать всем скопом без того, чтобы известие об этом не дошло до них через мисс Лэмб или мисс Огл. А сколько именно будет заложников, совершенно неважно — половина или четверть жителей образуют такой же прочный щит, как и все население. Более того, я объявил им, что отменю свою лекцию по Эгейскому архипелагу, если половина из них будет отсутствовать из-за своей постовой службы, валяя дурака на дорогах и тропинках.

— И они согласились? — спросила Анжела.

— Разумеется. Они, знаешь ли, вовсе не глупы. И прекрасно разбираются в аргументации, если она разумна!

— Вот как! После всего, что мы тут перенесли…

— Но это действительно так! — запротестовал Зиллейби. — Только когда они нервничают или испуганы, они делают глупости, но разве мы в подобных ситуациях поступаем иначе? А поскольку они совсем юные, их поступки несоразмерны намерениям, но разве не все в юности поступают так же? Кроме того, они встревожены, взвинчены, а разве мы не были бы взвинчены и встревожены, если бы над нами висел кошмар того, что произошло в Гижинске?

— Гордон! — воскликнула миссис Зиллейби, — я просто отказываюсь понимать тебя. Дети повинны в смерти шести человек. Они убили их. И все это наши знакомые, а сколько еще покалеченных, причем сильно! В любой момент то же самое может произойти и с каждым из нас. А ты их защищаешь ?!

— Конечно нет, родная. Я просто объясняю тебе, что в случае опасности они делают ошибочные шаги, защищая собственные жизни. Им это известно, и они нервничают, совершая ошибку за ошибкой, решив, что время уже наступило.

— Значит, мы должны сказать им: «Нам очень жаль, что вы по ошибке убили шестерых. Давайте забудем об этом»?

— А что предлагаешь ты? Предпочитаешь возбуждать в них чувство антагонизма? — спросил Зиллейби.