Сергей Васильев - Туда, где ждут тебя... [СИ]

— И если у кого-то плохо с памятью, то напоминаю: главный здесь — я. Решения принимаю я. Ответственность — на мне. Кроме всего прочего, и за вашу жизнь — тоже. Ясно? Еще вопросы будут? Если нет — идите, отдыхайте. С утра отправимся. Синоптики обещали, что ветер утихнет.

Яся деревянно повернулась и выбралась из комнаты Сергея, захлопнув дверь. «Да как он смеет! Чурбан неотесанный! Да она! Да он!! И вообще!!» — в горле застрял едкий комок, от которого щипало глаза, и было не сглотнуть. Сделав несколько глубоких вдохов, девушка успокоилась, убрала за ухо мешающую прядь волос и с гордо задранным подбородком удалилась в свою комнату.

Здравствуй, Марина.

Мне не плохо. Мне — никак. Всё противно, и ничего не хочется делать. Но надо. Надо. Превозмогать себя, стараться, идти вперед и вперед к невнятной цели. И в этом смысл жизни? Чтобы достичь того, что сейчас не нужно? Нет. Это не более, чем выполнение обещаний.

Тоскливо. Знаешь, иногда очень хочется прижаться к кому-нибудь, обнять, посидеть так и ничего больше.

Не к кому.

Мне не хватает тепла. Твоего тепла, Марина. Чувствовать тебя рядом с собой. Знать, что ты где-то неподалеку. Рядом. Вот оно — то слово, с которым я не могу смириться. Потому что тебя нет здесь. Потому что я вообще не знаю — где ты! Я могу просить, требовать, умолять… Не буду. Ты не вернешься.

И я замерзаю.

Да, на Хроне холодно. Но согреться легко: хотя бы включить печку погорячее, до тех пор, пока наблюдатель от компании не начнет жаловаться на духоту. Это другое. Холод — внутри. Он делает меня заторможенным, апатичным, вялым. Пустым. Я что-то делаю. Стараюсь выглядеть таким же, каким был два месяца назад. Получается плохо. Бессмысленно.

Я не знаю, для кого буду строить сейчас. Наверно, всё же для тебя. В надежде, что ты оценишь и вернешься ко мне. Глупо, да…

Мои помыслы нестабильны. Мои решения нелогичны. Мои действия неадекватны.

Ты заметила, что я повторяюсь? Мысли ходят по кругу, не находя ответа ни на один из заданных мною вопросов. Либо ответов нет, либо ответы вне круга, созданного мною же.

И всё же мне плохо, гадостно, противно и еще много-много разных эпитетов, которых могут подобрать к данной ситуации сведущие люди. И я делюсь всем этим с тобой. Ну не идиот ли?

Да, для чего я надоедаю тебе? Неужели мало вокруг народа, с кем можно обсудить наболевшее? Ведь никто не мешает обратиться хотя бы к штатному психологу?

Ты права, ты всегда права!!

Но пойми, мне не с кем поговорить, кроме тебя. Не с кем. Где я найду такой же понимающий взгляд, такое же внимание, такое же чувство ко мне, как у тебя? У кого всё это будет настоящим, а не из дружеского расположения или служебной необходимости?

Прости, я забываю, что ничего этого уже нет. И не будет.

Вокруг меня достаточно людей. Они вполне нормальные, отзывчивые люди. У них свои проблемы, заботы, дела. Им нет дела до меня. И не должно быть. Я не могу доверить им свою боль. Не могу им делать плохо. Тогда почему я делаю плохо тебе, ведь сейчас ты стала в один ряд с ними? Это привычка, дурная привычка, от которой я скоро избавлюсь. Потерпи немного, Марина. Не кричи на меня. Я уйду и не буду досаждать тебе. Но не сразу. Даже смерть далеко не всегда наступает мгновенно, а что ты хочешь, когда корежишь себя? Уминаешь, отрываешь кровоточащие куски, режешь, придавая всему этому новую форму. Да, оно болит. Скоро перестанет. Я надеюсь.

Эти шестнадцать дней безделья на Хроне дались мне тяжелее всего. Даже во время двухнедельного полета было не так тяжко, как сейчас. Наверно потому, что тогда я хоть чем-то занимался. А здесь — лишь валялся на кровати и думал, думал. Вот, пришел к выводу, что раздумья только мешают. Буду стараться ни о чем не думать, только делать. Ничего, утром мы выезжаем с Ясей на место. Я уже определился, правда, по карте. Неизвестно, как там будет на местности. Приедем — увидим.

Как-то рука не поднимается написать «до свидания», а писать «до встречи» еще глупее.

В общем, будь счастлива, Марина. Будь.

— Да, я умею водить снегоход. Да, у меня есть права. Да, они стандартного образца для всех освоенных планет. Да, у меня есть опыт вождения. Четыреста часов. Достаточно? Да, я ознакомилась с местными условиями и правилами вождения. Еще что?

Игорь повертел в руках документы, которые ему всучила Яся, и неохотно передал ей ключ от машины.

— Но в любом случае, я вас предупреждал! — крикнул он в спину садящимся людям. — Всякое случается. Иногда и люди пропадают… — голос Игоря сошел на нет. Яся захлопнула колпак снегохода, и внутри уже не слышали предупреждений гида-переводчика.

Ворота ангара поднялись, и снегоход натужно выполз по снежному пандусу на поверхность. Перевалил бровку, на секунду задержался и понесся по ледяной корочке, визжа и взрезая ее полозьями.

Сергей пометил на электронной карте точку, которой они должны достичь, и отвалился на спинку кресла пассажира. Яся — грамотный водитель, приедет куда надо. А смотреть на бесконечно-ровное белое поле — невозможно. Солнце слепит, снег отражает, удваивая и без того невозможную яркость, и ни малейшего ориентира. В сон тянет.

Яся включила музыку, гоняя одну композицию по кругу, и вскоре перед внутренним взором Сергея замелькали образы… Странный сад с непонятными растениями. Только что прошел дождь. С листьев срываются капли и падают на каменные дорожки, разбиваясь со стеклянистым звоном. Молодая девушка в бесформенном цветастом наряде подставляет ладошку под капли. И вот они уже собираются стеклянным озерцом в ее руке. Тогда девушка подкидывает руку вверх, капли летят и сверкают, разбрызгиваясь новым дождиком, а она смеется хрустальным колокольчиком… И снова капает вода, стеклянно разбиваясь о камни.

Наверно, он уже спит. Заботы ушли. Можно просто любоваться на девушку, сад и радугу брызг. Не думать и не помнить о каждодневном. О том, что пробуждает тебя.

Если одна из лыж попадает на камень и раскалывается — это не страшно. Ее всегда можно заменить. Если ломается лыжная стойка — тоже ничего особенного: робот-ремонтник легко справится со стандартной поломкой. Но если еще ко всему этому край скалы срезает крепление двигателя, и он слетает с рамы, круша борт и навигационные приборы, то ситуация становится серьезной. Можно поставить всё на место. Но от этого оно работать не станет. Нужен капитальный ремонт.

Снегоход лежал на боку, жалобно поскрипывая уцелевшей задней лыжей. Брюхо машины было вскрыто, как консервная банка старинным ножом, — неровно и с заусенцами. С двух катапультировавщихся кресел истаивала защитная пена, растекаясь синими лужами по снегу.

Система безопасности сработала штатно, и два человека чувствовали себя… В общем, чувствовали.