Геннадий Прашкевич - Парикмахерские ребята [Сборник остросюжетной фантастики]

Похоже, вы скептик?

Математик Н.: Я привык мыслить здраво. Я подвергаю сомнению свидетельства о таких путешествиях, но при этом я понимаю, что мы до сих пор не имеем ясного представления об истинной структуре окружающего нас мира. Наше знание этого мира отрывочно, грешит многими пробелами. Та часть фундаментальных законов, что нами выведена, вовсе не обязательна для других, отдаленных от нас частей мира. Образно говоря, мы стоим у ноги слона, тщательно ее изучая и пытаясь судить обо всем слоне, не видя его. Я допускаю, что НЛО — всего лишь часть неизвестного нам мира.

Есть мнение: НЛО — это шаровые молнии. Вы не согласны?

Математик Н.: Шаровая молния живет секунды, редко минуты, НЛО живет сутками, неделями. Шаровые молнии не превышают в диаметре дециметров, НЛО не ограничены и километрами. Траектории шаровой молнии чаще всего горизонтальны, у НЛО траектория может быть любой. Шаровые молнии появляются в атмосфере, насыщенной электричеством, НЛО — когда им вздумается.

Совсем недавно академик АМН СССР В. Казначеев высказал предположение, что НЛО на самом деле ниоткуда не прилетают, они порождены самой нашей планетой. „Организованная энергия, структуры которой, сливаясь, образуют новые виды материи“, — так заявил академик В. Казначеев. Что можете сказать по этому поводу вы?

Математик Н.: Версия академика В. Казначеева напоминает мне о „мыслящем эфире“ древних греков… Но почему нет? Ведь есть свидетельства, подтверждающие способность НЛО амебообразно перетекать друг в друга, отпочковываться, делиться. Почему бы не поговорить, не подумать о проявлениях некоей небелково-нуклеиновой жизни? Не вижу в этом греха.

Складывается такое впечатление, что в последние годы НЛО идут на нас прямо-таки косяками.

Математик Н.: Я говорил, раньше мы пытались замолчать факты. Но есть и объективные обстоятельства, мешавшие и мешающие нам получать достоверную информацию. Человек весьма болтливый биологический объект, но человек наделен чувствами. Не последнюю роль играют среди них стыд, смущение, нежелание показаться смешным. Скажем, директор С., директор крупного химического комбината, полностью отравившего единственную протекающую в городе реку. Поздним вечером он гуляет по парку, прикидывая суммы будущих штрафов, которые он будет платить, естественно, из государственного кармана. Рядом с ним садится странный бесшумный корабль, через несколько мгновений директор С. попадает в иной мир — благоухающий, чистый, разумный.

Лишь через месяц, пожив в этом странном мире, директор С. оказывается снова в своем городе. Где он был? С кем он встречался? Вы думаете, он начнет рассказывать о своем приключении? Да ни в коем случае, его просто запрут в психушку. Он просто будет врать. Он приплетет сюда несуществующих любовниц, он приплетет сюда несуществующих похитителей, он пойдет на разрыв с семьей, на отставку, на что угодно, но утаит случившееся. Или, скажем, слесарь М. Нормальный обычный парень, собирается на свидание с девушкой, для смелости малость поддает. Девушка запаздывает, зато в парке появляются маленькие зеленые человечки. Для разминки слесарь М. гоняет их по всему парку. Думаете, он расскажет потом про маленьких зеленых человечков даже своей девушке? Да нет. Он же знает, его сочтут за алкаша. А ведь возникают ситуации более острые, даже постыдные для их участников. Таким образом вся эта невероятная информация пропадает для нас. Вообще склонен считать, что мы действительно давно находимся под наблюдением извне.

Как это ни печально, факт этот связан, на мой взгляд, с нашим экологическим безумием. Нас боятся. Совершенствуя свои грехи, ухищряясь развивать их, мы становимся опасными для остального мира. Чем грязней наши свалки, чем безжизненней воды и земля, чем более загазована атмосфера, тем большее внимание мы к себе привлекаем. Пора говорить об этом вслух. Пора понять, что, скрывая свои болезни, мы губим себя. Я предчувствую эру откровенности, если мы действительно собираемся выжить и войти в состав цивилизованных миров. Вот почему через вашу газету я обращаюсь ко всем и каждому: отбросьте ложный стыд, ложное смущение. Если с вами произошло что-то необычное, тревожащее вас или радующее, но необычное, обратитесь к телефону доверия. 35-52-96. Легко запоминается, правда? Вы чувствуете себя хамом, ничтожеством, негодяем, с вами произошло нечто, не укладывающееся в рамки вашего обычного существования, — позвоните нам, мы вам ответим. Ваше странное знание нужно для дела. А тайну разговора мы гарантируем».

— Там действительно указан телефон? — поинтересовался рак Авва.

— Я же назвал его.

Рак, казалось, задумался. Похоже, услышанное оказалось для него новым. Он даже втянул глаза и снова стал похож на мертвую металлическую игрушку. Но Алехин этого не заметил, он прикидывал, у кого можно занять тридцать рублей. Математик Н. его не убедил. Он не собирался выставлять себя на смех. Тридцать рублей, вот что его интересовало.

Он поднял трубку затрещавшего телефона.

— Погорелец, — мягко сказала дежурная по этажу. — У нас внизу почтовое отделение. Вам там перевод пришел. Спуститесь.

И порадовалась за него:

— Вовремя, правда?

На самом деле переводов оказалось ровно девять штук. Один на семнадцать рублей, три на пять, еще два на три рубля сорок копеек, два на семьдесят четыре копейки, а один на сорок девять рублей. Всего получалось восемьдесят девять рублей двадцать восемь копеек.

Заполняя бланки, Алехин стыдливо отводил глаза.

— Вот так всегда, — нерешительно объяснил он девушке за стойкой, — то ничего нет, а то сразу повалят.

Он имел в виду переводы. С ним такое случилось в первый раз. Он никогда ни от кого не получал денежных переводов. По обратным адресам он уже установил, что все они пришли из местных газет, некоторые из ведомственных Видимо, та его давняя статейка, что была отвергнута вечерней газетой, вдруг пошла в самых разных изданиях. Почему? Он не мог этого сказать. Точно так же он не мог объяснить разброс в гонорарах — от семидесяти четырех копеек до сорока девяти рублей.

Плевать. Дежурная была права: деньги пришли вовремя.

Месяц назад, вспомнил он, ему подарили в Госстрахе семь лотерейных билетов. Он, собственно, забыл про них, но сейчас, когда пошла такая пруха, вспомнил. Таблица лежала на столе, он полез в портфель, разыскал билеты. Когда он наклонялся, пола его ветровки тяжело оттягивалась: рак Авва не захотел оставаться в гостинице. Он устроился в кармане ветровки, решив, видимо, познакомиться с Верой.

— Учти, Авва, — сказал ему Алехин, — подашь голос, я тебя выброшу на первой же помойке.

Конечно, он предпочел бы вернуть рака Заратустре и его корешам, но предупреждал твердо.