Яна Левская - Мгновение

Запустив пятерню в волосы, он привычным жестом растормошил серебристые вихры, склонил голову влево, вправо – потягивая шею – и выдохнул. В конечном счёте, нет смысла переживать о том, на что ты не в силах повлиять. Можно лишь попытаться не двигать ручками-ножками так, как хочется кукловоду. Как вариант – не двигать вообще. Не вестись на сплетни, ни с кем не сближаться, ничего не обсуждать… и покинуть ряды сотрудников центра, едва представится возможность.

Следующую половину дня Рун точно так же провёл в смотровой, прервавшись на обед чуть раньше, чтобы успеть перехватить что-нибудь до появления знакомых лиц. Вынуждая себя по кругу изучать уже вдоль и поперёк проштудированные снимки, бродя по эфемерному пространству голографических проекций, Рун всё чаще застывал на долгие минуты, с тоской глядя в одну точку. Понимание того, что придётся отказаться от работы в проекте, угнетало. Рун болезненно переносил отказы и от менее заманчивых перспектив, чем те, которыми поманил его Флагстад, уговорив связаться с этой адовой машиной. Чёртов «Хронос» оказался историку не по зубам. Ощущение ускользающего времени и ускользающей вместе с ним Возможности захлёстывало Руна настоящим отчаянием. Бессмысленное перебирание устаревших кадров всё больше походило на пытку. На исходе дня Этингер не выдержал бездействия и направился к Флагстаду.

Нароклептик попеременно пребывал в двух состояниях: полусонного насекомого и проглотившего кол удава. В обоих случаях сотрудников Миллениума встречал безжизненный взгляд воспалённых глаз, и отличить, как давно главрук проекта принял стимуляторы, можно было лишь по степени припухлости его век. Тем не менее, при всей неадекватности внешнего вида Флагстад каким-то чудом ухитрялся сохранять ясность ума, и при любом раскладе можно было рассчитывать на вдумчивость и обстоятельность его реакций.

Рун поздоровался и затворил дверь, проходя вглубь кабинета и занимая кресло напротив голографического суперорганайзера, за которым сидел главрук.

– С чем пришли, герр Этингер? – пробубнил Флагстад, не отрывая взгляда от проекции.

– Хочу обсудить план проведения экспериментов на «Хроносе».

Флагстад вяло поморщился, но ничего не ответил.

– Я уже по многу раз изучил архивные снимки, – уверенно продолжил Рун, – но для систематизации и анализа мне не хватает то одних, то других данных. Поиски занимают много времени и часто заканчиваются ничем. Информация по исходникам слепков предоставлена в виде словесного описания, но этого недостаточно. Оно упускает множество деталей. Мне не с чем сопоставить слепки. Я переливаю из пустого в порожнее то, что и до меня уже было не раз «перелито»…

– Верно, в этом и заключается работа аналитика, – учёный сцепил пальцы и наконец посмотрел на собеседника. – Я понимаю, к чему вы клоните. К сожалению, я уже предоставил вам максимум условий и информации, какой только допустим.

Этингер поднял бровь, подумав: “Максимально удобный для тебя максимум, надо полагать”, – но вслух сказал другое:

– Если дослушаете, я поделюсь с вами идеей, как немного увеличить этот максимум.

Флагстад равнодушно кивнул, мол – валяй, попробуй меня переубедить. Рун начал думать, что выбрал неудачное время для беседы – руководитель проекта явно не был настроен на диалог. Историк ещё раз перебрал в голове аргументы и продолжил чуть спокойнее:

– Вам известно, что у меня гипертимезия, – учёный снова кивнул. – Я способен восстановить по памяти картину любого места, включая те мелочи, на которые в момент события вовсе не обратил внимания. То есть я могу пройтись по слепку буквально «с лупой», выявить малейшее несоответствие или искажение, могу сказать, что именно скрыто за белым пятном, что происходило с засвеченным объектом в момент съёмки. Возможно, пропадающие области подвергались воздействию какого-то одинакового набора внешних факторов. Это же совершенно другой уровень анализа! – Рун умолк, заметив, что снова распалился, как это было недавно с Аминой.

– Вы хотите новых слепков? – спросил Флагстад после недолгого молчания.

– Да. Мне нужны слепки, параметры для которых задам я сам.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что каждый слепок проходит цензуру ещё до того, как запускается “Хронос”. Это сложная и долгая процедура, и инициироваться она может только с подачи высшего руководства. Исключение составляют только калибровочные снимки, но их параметры строго регламентированы.

– Но ведь вы – и есть высшее руководство, – с нажимом произнёс Этингер. – Как мне убедить вас в том, что только новые слепки могут сдвинуть исследование с мёртвой точки?

Флагстад помолчал, раздумывая. Побарабанил пальцами по столешнице. Заговорил:

– Рун, каждый эксперимент – это очень дорогостоящее мероприятие. Меня уволят, если я буду расточать проектные средства попусту. В последнее время мы и так скорее держимся на плаву, чем идём к прорыву. Я не должен этого говорить, но топ-менеджеры “Эйдженс” начинают смотреть на “Миллениум” косо, потому что деньги уходят, а результатов нет.

– Значит, при сохранении текущего курса закрытие проекта – всего лишь вопрос времени? – Рун ухватился за подвернувшуюся соломинку. – Стало быть, нужно этот самый курс менять?

Физик вздохнул, поняв, что сам себя загнал в ловушку.

– Да, и делать это нужно обдуманно, а не цепляясь за любые возможности…

– Бросьте, – прервал его вошедший в раж Этингер. – Я даю вам не любую возможность, а очень даже перспективное направление. Я предлагаю использовать мой потенциал на всю катушку, а не на жалкие десять-пятнадцать процентов, как сейчас. Мне нужно всего несколько снимков, чтобы наши белые пятна стали прозрачнее.

Флагстад смотрел на историка с величайшим скепсисом, какой только могла изобразить скудная мимика нарколептика.

– Я передам вашу инициативу наверх, – проговорил он наконец. – Но отвечать за неё не буду. Если она найдёт какой-либо отклик, отвечать за всё будете сами. Как за успех, так и за провал. Думаю, не нужно говорить, что будет, если ваши начинания не оценят.

– И что же? – спросил Рун, внутренне съёжившись.

– Скорее всего, меня вынудят вас уволить, – пожал плечами Флагстад. – И вычтут часть расходов из вашего оклада. Это обычная…

Он не договорил: дверной коммуникатор миганием разноцветных огоньков и ненавязчивой мелодией оповестил учёных о том, что кто-то ожидает приглашения у порога. Флагстад то ли медленно моргнул, то ли просто закатил глаза, и выговорил отчётливо:

– Войдите.

В кабинет, едва приоткрыв дверь, неловко протиснулся Венсан. Виновато потупившись, он извинился за вторжение и протянул начальству планшет с какими-то срочными документами. Бесстрастное лицо физика вовсе затвердело в камень, степенью безэмоциональности превзойдя даже дверной косяк. В его случае это несомненно означало крайнюю степень раздражения: прежде чем принять устройство из рук подчинённого, он посмотрел на лаборанта так, что даже историк невольно втянул голову в плечи.