Борис Штерн - Ковчег 47 Либра

— Кстати, эта река до сих пор безымянная, и у нас есть полное право дать ей имя, — сказал Алекс. — Марк, ты у нас старший, твое право.

— Честно говоря, теряюсь…

— Ты кто у нас по национальности?

— Меня назвали Марком в честь Марка Селина, а он был русским. Поэтому я и решил стать русским. Уже неплохо читаю, хотя говорю через пень-колоду.

— Вот и вспоминай какую-нибудь русскую реку. Ты же хорошо знаешь географию Земли.

—Нева… Хотя нет, Нева — равнинная. Пусть будет Бия. На ней тоже горное озеро есть, называется Телецкое.

— Стой, стой! — Вскричал Йоран. — Тебе — только река, дай другому назвать озеро.

— Хорошо, сам и называй. А ты кто у нас по национальности?

— Итальянец. Еще отец так решил, насмотревшись фильмов Феллини. Так что я уже потомственный.

— Давай итальянское озеро. Марк подскажет, если что.

— Я и сам могу… Пусть будет Комо. Тоже горное, на горной реке. Красивое.

— Итак, решено — река Бия и на ней озеро Комо, — подытожил молчащий до того Джин. — Кстати, Алекс, а кто у нас ты по национальности?

— Не знаю, мне, честно говоря, не нравится вся эта затея с национальностями. Хотя меня назвали тоже в честь Селина… Марк, я в каком-то смысле твой внук, но я решил остаться без национальности. На Земле деление по национальностям ни к чему хорошему не привело.

— Я думаю, — ответил Марк, — что люди, если захотят, всегда найдут признак, по которому разделиться, чтобы изничтожать друг друга. Зато так мы сохраним национальные ароматы Земли и, главное, языки. Правда, пока нас мало, слишком мало, чтобы воспроизвести настоящие нации.

Из-за главного хребта вышел Фобос и направился навстречу Деймосу. Сильно похолодало. Парни частично залезли в палатку, в спальники — ногами внутрь, головами наружу — и продолжили разговор.

— Сейчас нас мало, станет много — количество дело наживное.

— Плодитесь и размножайтесь и наполняйте Селину! — благословил нас Бог.

— А что же нам не размножаться, если у нас по пятьдесят тысяч квадратных километров на брата? Каждому по Датскому королевству!

— Размножимся, за нами не залежится! А сейчас давайте спать что ли. Завтра должны быть у начала озера Комо.

Действительно, на следующий день к вечеру они вышли к озеру и заночевали, заранее накачав лодку. А ранним утром быстро свернули палатку и отплыли, не позавтракав, поскольку зеркальная поверхность озера, где отражались горы и небо, захватывала дух. Впереди долина сужалась и с почти вертикальными скалистыми склонами, встающими из воды, с зацепившимися кое-где соснами выглядела как портал в просторы материка. Проплывая то место, путешественники перестали грести, испытывая почти религиозное благоговение: бирюзовая вода озера, готические скалы с двух сторон, а шум водопадов лишь подчеркивал торжественную тишину.

После сужения долина расступилась, ее склоны стали положе, вместо сосен вдоль берегов пошел широколиственный лес. Задул попутный ветер. Вскоре парни налегли на весла, увидев впереди плотину, перегородившую озеро, за ней — только небо с теплыми летними облаками.

Ме́ста, где река переливается через плотину, они не нашли — его и не было. Слышался лишь низкий утробный гул — Бия пробила себе дорогу в глубине среди обломков скал. На преодоление плотины и спуск с нее ушло три тяжелейших часа.

— Легче было сдуть лодку, упаковать и надуть снова, — подытожил Алекс, когда было уже поздно.

Выбившись сбоку из-под плотины, Бия стала более полноводной и ровной, но оставалась быстрой и небезопасной. Поэтому Джина как самого шустрого посадили на нос, обвязав чальной веревкой, и как только впереди появлялось что-то подозрительное, изо всех сил гребли к берегу; Джин выскакивал и зачаливал лодку; кто-то шел смотреть, что впереди. Пару раз впереди оказывалась настоящая мясорубка, но постепенно река утихомирилась, стали попадаться заросли тростника вдоль низких берегов, наконец река превратилась в канал среди поросшего тростником мелководья. Потом канал раздвоился. Парни осознали, что они уже на озере Чад, хотя тростник закрывал все вокруг. Посовещавшись, выбрали правую протоку — путь до Гудзона был короче правым берегом озера. Тростник постепенно становился ниже и реже. Наконец сквозь него проступила вся даль и ширь озера, уходящего за горизонт.

На то, чтобы обогнуть озеро вдоль берега с невысокими холмами и полосой прибрежного песка, кое-где покрытого прибитым тростником и плавником, ушло четыре дня — один из них пришлось отсиживаться из-за шторма. Наконец, за очередным мысом открылся исток Гудзона.

Гудзон оказался веселой и гостеприимной рекой. По высоким берегам шли пышные луга и прозрачные боры, плесы чередовались с быстринами и даже шумными порогами с большими стоячими волнами, скакать по которым в широкой калоше было отчаянным удовольствием, до сих пор неведомым людям Селины. Гранитные булыжники и валуны сменялись песчаными пляжами. Рыба ловилась легко и охотно. Путь по Гудзону занял две недели, и, когда удавалось гнать от себя мысли об обратном пути против течения, это были самые безмятежные дни путешествия. Ниже по течению пороги прекратились, а на пятнадцатый день сплава прямо по ходу показался синий невысокий кряж. Оказалось, что долина Гудзона прорезает его: по правому берегу кряж сходил к реке скалистым обрывом, по левому — спускался пологой лесистой горой. Как только путешественники проплыли скалистый обрыв, они оказались на Волге.

— Вот это да-а-а… — только и произнес Алекс.

— Ничего себе! — только и добавил Марк.

Несметная масса воды шествовала почти прямо, насколько хватало глаз, вдоль строя серых утесов, выступающих из лесистого кряжа. Левый берег был песчаным и невысоким, на нем росли какие-то большие деревья — парни решили встать лагерем там. Пересекая реку, они поняли, что ее ширина куда больше, чем кажется, а деревья не просто большие — огромные. Вытащив лодку, они от радости побежали вдоль берега — чистый крупный песок пел под ногами.

— Все! — сказал Марк остановившись. — До вечера не делаем ничего! Отдыхаем и разлагаемся.

Сам он пошел наверх к исполинскому дереву и лег в его тени. Это был осокорь. Ствол метра три диаметром в вышине разветвлялся на сучья метровой толщины — шуршащая роща, раскинутая по небу, быстро убаюкала Марка. Когда он проснулся, все как будто изменилось. Место перестало быть незнакомым. Шелест листьев, запахи, огромная река и отражение гор в ней — все казалось родным, будто он вырос в этих местах и просто отсутствовал некоторое время. Казалось, что он еще в детстве бегал по косе — по песчаным застругам, по воде, пуская брызги. Казалось, что на правом берегу в долине — дом, где он вырос, что он много раз лежал под этим деревом на спине, заложив руки под голову, и думал о будущем.