Борис Штерн - Ковчег 47 Либра

— Никак, это самая яркая из звезд на всем небе? А какая дорожка от нее на воде!

— Да, будучи повыше над горизонтом, она затмит все другие звезды. Хвост на заклад отдам — самая яркая, причем много ярче остальных. На небесной карте людей этой звезды нет. Там Алмаз — самая яркая. Видимо, какая-то из звезд за время, прошедшее от эпохи людей, подлетела близко к нам.

— Слушай, а у нас есть право ее назвать?

— А кто же нам может запретить? Разве что переименуют потом. А у тебя есть идея?

— Я как-то робею. Назвать самую яркую звезду — это слишком большая честь. Кто я такой?

— Ты один из тех, кто первыми достиг экватора. Первопроходец! Так что выше голову!

— Если бы я был человеком, я бы назвал ее Афродитой (Руанк произнес «Ахродида») — богиня красоты, родившаяся из воды, как встала эта звезда. Но мы и так слишком много позаимствовали у людей. Неужели наша фантазия настолько хуже, что мы не сможем придумать что-нибудь свое?!

Всю ночь продолжался штиль, зато утром подул свежий западный ветер. «Атлантида» бодро побежала на зюйд-зюйд-вест со скоростью девять узлов, что для подобной калоши было прекрасным результатом. Под вечер вахтенный изо всех сил залаял и заорал:

— Земля, земля! Вижу гору, пятнадцать градусов справа по курсу.

Капитан бегом поднялся на мостик и навел свою подзорную трубу.

— Горы. Там целый хребет. Берем круче к ветру на пятнадцать градусов. К утру будем.

Вся команда вывалила наверх. Постепенно стемнело, но никто не спешил покинуть палубу — какой тут сон?! И к тому же взошла ярчайшая южная звезда, которую никто из моряков, кроме Руанка со Штурманом и Капитана, еще не видел. Пока все любовались звездой, один из матросов закричал:

— Прямо по курсу гроза! Только что видел зарницу.

— Странно, небо ясное и ветер свежий и ровный. Не должно быть грозы. О, и правда, снова зарница.

Все уставились вперед — вспышки прямо по курсу продолжались.

— Стойте! Это не зарницы! — закричал Руанк. — Они повторяются через равные промежутки времени — одиннадцать секунд! Кто не верит, считайте про себя.

— Да, — сказал Штурман, — не одиннадцать, а десять секунд ровно. Это не может быть делом природы. Там кто-то есть!

У половины матросов шерсть на спине стала дыбом, самый молодой глухо зарычал. Экипаж застыл, глядя вперед на таинственные зарницы, испытывая приглушенный страх, будто бы просочившийся и из далекого прошлого. Хлопал на ветру недостаточно натянутый стаксель, впереди справа по борту шуршала вода в такт качке. Шхуна шла, как корабль-призрак, с завороженными безмолвными моряками. И только когда на западе взошел Ауарр, Штурман нарушил молчание:

— Неужели там остались люди?

— Тогда почему они не приплыли к нам? Почему в библиотеке Купола нет ничего про людей, оставшихся в Атлантиде? — возразил Руанк.

— А кто, если не люди?

— Кто-то новенький, вроде нас. Про нас ведь в библиотеке Купола тоже ничего нет.

Народ задумался. Может, там их собратья? Но тогда как они устраивают такие вспышки? Аррусихане на такое неспособны. Может быть, они ушли вперед в развитии? А может быть, все-таки остались люди, которые решили спрятаться в Атлантиде? А может быть, еще кто-то неведомый, ведь мир огромен.

Все смотрели вперед. Зарницы становились ярче, стало видно, что они исходят из одной точки под горизонтом.

— Вижу вспыхивающий огонь! — сообщил дежурный с фок-мачты.

— Может быть, стоит обойти этот огонь подальше от греха и высадится южнее? — предложил Помощник Капитана. Команда одобрительно зашуршала.

— Отставить! — рыкнул Капитана. — Почему вы считаете, что этот огонь несет угрозу? Почему боитесь загадочного и непонятного? Этот страх — атавизм, доставшийся нам от диких предков! Сто шансов против одного, что никакой угрозы там нет. Зато сто шансов из ста, что это необыкновенно интересно. Все неведомое сначала интересно, а уже потом может выясниться, что опасно. Мы же не трусы, чтобы думать наоборот. Урахамм, — обратился Капитан к Штурману, — пошли посмотрим на карту.

— Это что? — Капитан ткнул когтем в длинный загнутый дугой мыс на северо-восточной оконечности Атлантиды.

— Это мыс, — ответил Штурман. — Он и есть ближайший к нам край материка.

— Сам вижу, что мыс. Что означает вот эта звездочка на мысу?

— Думаю, скала.

— А там, на обратной стороне не написано, что это за звездочка? — спросил Капитан.

Штурман перевернул карту.

— Да, тут есть звездочка, и что-то написано, но я не знаю человеческого языка.

— Как же ты прокладываешь курс по человеческим картам, не зная человеческого языка?

— Да тут все и так понятно. К тому же многое выучил в переводе. А ты что, знаешь их язык?

— Нет, тоже не знаю, — примирительно ответил Капитан.

— Мне кажется, Руанк знает. У него голова набита всякими человеческими богинями и черт знает чем еще.

Позвали Руанка.

— Можешь перевести? — спросил Штурман, показав на подпись к звездочке.

— Я очень плохо знаю язык людей. Здесь что-то странное: световой дом, но написано слитно, будто это одним словом переводится. Но я не знаю такого слова.

— Световой дом, световой дом… — забормотал Капитан. — Что-то, похожее на правду — ведь мы видим вспышки света, но причем здесь дом?

— Ох, и идиоты мы! Как сразу не догадались? — вскричал Штурман. — Да ведь это же маяк! И барану понятно. Вспомни наши старые маяки! Этот маяк сделали люди и нанесли на карту.

— Подожди, — сказал Капитан, — ты можешь представить себе маяк, который столь же ярок, как молния? И сколько времени он работает сам по себе? Ученые говорят, что люди покинули Мир не менее, чем сто тысяч лет назад, а может и все триста. И все это время он испускает такие вспышки? Для кого? Наверняка им пришлось из кожи вон лезть, чтобы он мог работать так долго.

— Мне кажется, я понимаю, для кого люди сделали этот маяк вечным, — заявил Руанк, — для нас!

— Вот прямо для нас — тебя, меня, Капитана, команды? — возразил Штурман. — Не слишком ли большая честь?

— Не то, чтобы именно для нас, а для любого, кто поплывет сюда в те времена, когда людей уже давно не будет в Мире. Мы оказались первыми из таких. Поэтому маяк светит для нас. Это и есть его назначение.

— Ты представь себя на месте людей: полно дел для себя, причем не таких сложных дел. И тут гораздо более сложное дело для кого-то неведомого, кто лишь, может быть, появится здесь в далеком-далеком будущем. Ты бы стал это делать?

— Тут все зависит от будущего моего собственного рода. Если я знаю, что после меня придет много поколений, то оставлю им подобные дела, а сам буду работать для себя, для детей и внуков. А если я бы узнал, что наш род заканчивается и позаботиться о жителях далекого будущего больше некому, я бы призадумался. И скорее всего решился бы — иначе жизнь как будто теряет смысл.