Борис Штерн - Ковчег 47 Либра

— Так, давай заключим с тобой прямо сейчас декларацию о намерениях. Мы, нижеподписавшиеся, образуем группу разработки концепции проекта «47 Librae». Ты постарше меня будешь, да и статусом повыше — тебе и начальником быть.

— Ну что ж, авантюры украшают жизнь. Давай попробуем. Значит, трехдневным отдыхом на озере придется пожертвовать — мы там все равно не усидим. Тогда вернемся послезавтра. Соберем народ для мозгового штурма. А сейчас приказ начальника: по палаткам.

В аудиторию В 3, где был назначен мозговой штурм, можно было попасть единственным способом — пешком по тропе длиной шесть километров, набирающей 800 метров высоты вдоль хребта. Тропа петляла по ароматному лиственничному лесу, время от времени с нее открывался вид на долину с Институтом астрофизики, физическим факультетом, университетским кампусом, озером и россыпью домиков по дну и склонам долины. Путь наверх, если не особо спешить и наслаждаться видами, подкармливаясь ягодами, занимал около двух часов, назад — час.

Сама аудитория представляла собой приличных размеров лиственничный сруб на каменном цоколе, сложенном на скальном выступе отрога. В принципе, там было все: водопровод, питающийся от ручья в распадке, электричество от солнечных батарей и пары бензиновых генераторов. Даже парна́я с небольшим открытым бассейном. Но самым впечатляющим в сооружении был способ его возведения. Не было использовано ни одного механизма крупней мотопилы и циркулярки. Не было доставлено ни одного килограмма груза с помощью какого бы то ни было транспортного средства, кроме пешего человека. Все, включая кровлю, цемент, стеклопакеты, — на горбу профессоров, постдоков и аспирантов. Алекс Селин всю оставшуюся жизнь гордился тем, что в одиночку втащил туда десятикиловаттный генератор, весящий 60 кило. Как оказалось, ничего страшного: хороший станок на спину, ногу ставить всей ступней и не гнуть в колене, сильней опираться на палки, двигаться медленно и равномерно. А когда снимешь груз, сделаешь два шага, то кажется, что сейчас оторвешься от земли и взлетишь.

Откуда этот иррациональный энтузиазм серьезных людей? Зачем им потребовалась добровольная каторга по возведению бессмысленного сооружения в бессмысленном месте? Чтобы понять, что двигало учеными мужами, надо объяснить, что такое Монгольский научный парк и как жил-поживал цивилизованный мир середины XXII века.

Все крупные научные парки той поры (а их было еще три — Канадский, Аргентинский и Южно-Африканский), если называть вещи своими именами, были резервациями для шибко умных. В то время у более-менее благополучной части населения Земли была очень популярна идея гомеостаза цивилизации, то есть стабильного устойчивого существования без быстрого прогресса и экономического роста, но и без связанных с ними проблем и кризисов. Своего рода цивилизованный застой — добровольное самоограничение ответственного просвещенного мирового сообщества. Идея выглядела очень логичной и привлекательной в стратегическом плане: медленное развитие без катаклизмов и срывов лучше, чем развитие десятикратными темпами с глобальными проблемами, кризисами и риском самоистребления. Тише едешь — дальше будешь.

В теории все выглядело замечательно. Однако, во-первых, появилась проблема с добровольностью самоограничения. Пришлось прибегать к все более радикальным методам внушения. Во-вторых, не складывалось с просвещенностью застоя. Излишне просвещенные требуют движения, им не сидится, они не понимают, как можно не сделать чего-то нового интересного, если оно возможно. Пришлось сдерживать. Затормозить развитие — значит, притормозить умственную активность. Создали комиссию для контроля глобальных телеканалов: побольше позитива, поменьше всякой аналитики и смущающей информации. Провели реформы в сфере образования — сократили математику, естественнонаучные предметы и литературу, ввели новые учебники истории. В большинстве стран прошли оптимизационные реформы национальных академий наук. Заодно прикрыли несколько космических проектов и заморозили строительство крупнейших исследовательских установок.

Результаты стали заметны лет через десять. Все вроде получилось: неугомонная образованная молодежь приутихла, общество стало проще и спокойней, жизнь — размеренней. Однако стали появляться тревожные признаки. Стала ветшать инфраструктура цивилизации — вроде все чинится и обновляется, но накапливаются мелкие дефекты из-за неспособности персонала к самостоятельному мышлению: не все вмещается в инструкции. Но самое тревожное — подняли голову религиозные фанатики и пламенные вожди. Они всегда поднимают голову, когда благополучное человечество уходит с головой в свое тихое теплое благополучие.

Глобализованный стабилизированный мир, почувствовав угрозу, осознал, что надо держать порох сухим — без настоящей науки, без новых технологий, без первоклассного образования можно плохо кончить. Однако жареный петух еще только маячил на горизонте, и решение оказалось компромиссным: надо срочно восстановить науку и качественное образование, но пусть они существуют где-то отдельно.

Так появились интернациональные научные резервации. Они неплохо финансировались международными фондами, туда стекалась одаренная молодежь всех стран, туда переезжали ученые. И еще со всего мира в научные парки стягивалась некая невидимая субстанция, попробуем описать ее с помощью следующей метафоры.

Мы можем сказать про кого-нибудь: «человек с божьей искрой» — все понимают, что это значит, хотя выразить то же самое другими словами трудно. Это не совсем талант. Это не совсем одухотворенность. И уж совсем не пассионарность. И уж вовсе не религиозность. Но все равно, «божья искра» — ясно и в точку. Так вот, это понятие применимо не только к отдельным людям, но и к самым разным человеческим сообществам. Носителем божьей искры может быть учебное заведение, научный институт, клуб, даже город. Персональный состав сообщества в данном случае не играет решающей роли, дело в атмосфере — искрит или нет. Если искрит, то в сообществе происходят яркие проявления разумной жизни, со стороны кажущиеся избыточными и нерациональными. Строительство аудитории В 3 — из их числа.

Ее создатели вряд ли задумывались над тем, как называется их деятельность, — просто работали с радостью и азартом. Валили деревья, таскали бревна, шкурили, подгоняли друг к другу, рубили замки, накатывали тяжелый гулкий сруб с помощью веревок и лаг. Высоко над долиной в прохладном горном воздухе под чистым солнечным светом среди хребтов, где лиственничный лес сменяется альпийскими лугами. Работали тяжело и дружно, ощущая прилив силы и способность своротить горы по возвращении вниз в свои лаборатории. Возьмем на себя смелость определить подобное поведение человека как спортивное созидание.