Инна Беляцкая - Координатор [СИ]

Следующий раз проснулась через двенадцать часов, так показывало электронное табло. Первым делом решила проверить состояние своего организма. Пошевелила конечностями, головой и потом попыталась встать. Встать-то я встала, но у меня закружилась голова, пришлось лечь обратно.

На планете Галактион не знают, что такое питательные растворы, или они решили довести меня до физического истощения? Второй вариант больше подходил.

В отсек зашла молодая женщина. Я была удивлена, наши источники информации сообщали, что женщины с планеты Галактион никогда не поднимаются в космос. Они если и работают, что встречается не так уж и часто, то только на планете.

Дама была генетически не доведена до совершенства, но пару десятков мелких генетических усовершенствований она всё-таки прошла. Определить её реальный возраст невозможно, но интуиция подсказывала, что дама не так уж и молода, как выглядит.

Она привезла с собой капельницу и установила её около моей кровати.

— Против питательных растворов ты ничего не имеешь? — спросила она.

— Не имею, — ответила я, разглядывая её.

— Ты могла бы попросить вид на жительство на этой станции, и с тебя бы сняли статус пленного, — тихо сказала она, — это даёт большие привилегии. Тебе предоставили жильё, питание и работу, если ты пожелаешь. Ты пользовалась бы всем, чем пользуются галактионцы.

— Тебя тоже захватили в плен? — спросила я.

— Я бортовой врач, но не с планеты Союза, — ответила она. — Ты первая пленница с планеты Союза, другие пленники принимали яд ещё до пленения.

— Я не отказалась от шанса принять яд, — ответила я, — это можно сделать в любую минуту.

— Если ты откажешься от вида на жительства, тебя переведут в отсек для военнопленных, — сказала она. — Маленькие камеры, уменьшенная порция еды и неизвестность.

— Сколько клиентов ты принимаешь за ночь? — спросила я.

Мой вопрос попал в точку, дама отшатнулась, поджала губы и уставилась на меня.

— Не задавай лишних вопросов, — сказала я, — просто ответь, сколько раз за ночь тебя имеют.

— У меня три постоянных любовника, все офицеры и они хорошо ко мне относятся, остальные не имеют права касаться меня, — холодно ответила она.

— Лучше отсек для военнопленных или яд, в крайнем случае, — ответила я, — чем раздвигать ноги.

— Ты меня осуждаешь? — воскликнула она.

— Нет, каждый приспосабливается к обстановке, как может, — ответила я. — Для меня твой путь не приемлем. Я не ханжа и не девственница, но до конца жизни ублажать мужиков, которых на планете ждут любимые женщины, а на тебе они только спускают пар, это не мой путь.

— Как знаешь, завтра тебя переведут в отсек для военнопленных, — зло сказала она и вышла.

Злилась дама, понимала, что я права. Сколько она ещё будет привлекательна для офицеров? Ещё несколько десятков лет, а потом любовники будут статусом ниже, а потом такая же неизвестность, как и у пленников. Она просто оттягивает агонию и прекрасно это понимает.

В отсек для военнопленных меня перевезли вместе с кроватью и капельницей через час. Предполагаю, что наш разговор транслировался, мой отказ был услышан.

Стены камеры из прочного материала, светлого цвета. Света достаточно. В камере помещалась только кровать, и оставалось немного места для того, чтобы размять ноги. В углу камеры отделённый перегородкой находился туалет и кран с водой. Имелся небольшой таз для принятия водных процедур, вот и вся обстановка.

Мне принесли мои личные вещи, сумку с челнока. На пол положили мешок с одеждой и обувью.

— Здравствуй, моё новое жильё, — подумала я. — Следует заметить, не самое плохое, бывало и хуже.

Две недели спустя.

За прошедшие дни я оправилась от ран и начала постепенно восстанавливать свою физическую форму. Паёк, как и обещали мне, был уменьшенный, но я за годы своей жизни ни разу не объедалась, и поэтому мне хватало.

Чтобы не закиснуть, я целыми днями делала физические упражнения и вспоминала теорию, которой меня обучали в военном колледже. Я прокручивала в голове все военные операции и ещё раз анализировала их.

Ко мне никто не приходил, три раза в день открывалось окошечко в двери и передавался паёк. Надзирателям запрещалось общаться с военнопленными, хотя я к общению не стремилась. Свет в камере выключался и включался в определённое время, более ничего не происходило.

Мой день строго расписан, я не позволила себе распуститься и расслабиться. Между приёмами пищи я занималась зарядкой, повторяла упражнения на растяжку и укрепление мышечного тонуса, приёмы рукопашного боя, дыхательные упражнения и даже медитировала. В перерывах между упражнениями я повторяла в уме теорию, а потом снова занималась. Когда выключали свет, я принимала водные процедуры и ложилась спать. Вода была только холодная, но и к этому я была привычная. Начала проводить закаливающие процедуры.

Моя физическая форма восстанавливалась, но до совершенства было ещё далеко, у меня большое поле для деятельности.

Когда открылась дверь, я медитировала. В мою камеру зашёл Магсум. Я открыла глаза и посмотрела на него.

Он оглядел помещение, меня, сидящую на полу в позе для медитации, прислонившись к стене, сказал:

— Ты принимаешь вид на жительство?

— Сколько офицеров мне придётся обслуживать? — спросила я.

— Наши офицеры бережно относятся к своим женщинам, — сказал он.

— Не рекламируйте мне прелести интимной жизни с вашими офицерами, просто назовите цифру, — сказала я.

— Я готов быть единственным, — ответил Магсум.

— Вам нужно попросить у руководства медаль за этот подвиг, — ответила я.

— Твои бесцеремонность и наглость раздражают, — холодно сказал Магсум.

— Не приходите сюда и не будете раздражаться, — ответила я.

— Союз проводит сильную психологическую обработку солдат. Ваши военные принимают яд, чтобы не попасть в плен. Мы никого не пытаем и не убиваем, — сказал Магсум.

— Я прочувствовала всю прелесть вашего плена, — ответила я, — можете не распинаться.

— Этот инцидент — исключение из правил, — ответил Магсум.

— Значит, я такая невезучая, — ответила я и встала. — Вы своим присутствием сбиваете мне график занятий.

Магсум развернулся и вышел из моей камеры. Будем надеяться, что он больше не придёт, я состарюсь в этой камере. Но пока я не состарилась, я доведу свою физическую форму до совершенства.

Три месяца спустя.

Мои дни все эти месяцы не отличались разнообразием. Я жила по собственному плану, но расслабляться себе не разрешала. Депрессию гнала и не думала, что весь остаток жизни могу провести в этой камере. Я подтянула свою физическую форму, вспомнила всю теорию, ещё раз проанализировала все операции. Моё психическое состояние было на высоте. Внешне я, наверное, изменилась, за три с половиной месяца у меня отросли волосы, но как я теперь выгляжу, я не знала, зеркала в камере нет.