Сергей Лукьяненко - Операция «Вирус»

На блистере кабины сидел человек. Он был сосредоточен на том, что держал в руке. Его словно бы не интересовали ни буря, в любое мгновение готовая превратить это тихое болото в кромешный ад, ни дракон, который высунул из воды узкую морду и шумно втягивал крокодильими ноздрями влажный воздух, ни праздничная иллюминация аварийного псевдограва, ни сами аварийщики, бредущие по пояс в трясине.

Рашке показал своим ребятам на дракона, а сам двинулся к «потерпевшему». Александр Дымок поднял голову.

– А-а, это вы, герр Рашке! – как ни в чём не бывало воскликнул он. – Полюбуйтесь-ка на этого красавца! – Он протянул старейшему аварийщику Яйлы многостворчатого моллюска, раскрытого как цветок и сияющего голубой россыпью биолюминесцентных глазков на внутренней стороне щупалец. – В сущности, он напоминает нас с вами, герр Рашке…

– Чем же? – осведомился глава АС планеты, незаметно вынимая из кармана пистолет-инъектор.

– Мы так же коротаем дни в панцире одиночества, – сказал Дымок, – но когда грянет буря, будем готовы раскрыться навстречу судьбе.

– Удивительная планета, вы не находите? – осведомился у своего молчаливого спутника словоохотливый инженер-мелиоратор.

Они стояли на смотровой площадке космопорта, откуда и впрямь открывался роскошный вид на знаменитые Известковые замки. В изумрудных зеркалах идеально круглых лагун отражались горчичного цвета башни, оранжевые арки, вознесённые на витых колоннах, кофейные контрфорсы с ажурными аркбутанами: ни один замок не походил на другой.

– Когда группа Крюгера высадилась здесь, – продолжал словоохотливый, – никому и в голову не приходило, что это искусственные сооружения. Сам Крюгер в своих отчётах сообщал о сухопутных кораллах. Да и как было поверить, что замки результат творческой деятельности гигантских неповоротливых моллюсков?

– Насколько я помню, – отозвался молчаливый спутник мелиоратора, – это не архитектурные сооружения, а философские концепции.

– На этой гипотезе настаивает Крюгер, – подхватил словоохотливый, – но Хаякава с ним не согласен. Нет, почтенный профессор Токийского университета не отрицает, что слизни Гарроты глубокие мыслители, но он считает, что свои грандиозные интеллектуальные конструкты они держат исключительно в голове…

– Скорее уж – в мантии, – уточнил его собеседник.

– Ах да, конечно… В особой мантийной полости…

Разговор увял. Пассажиры рейсовика Курорт – Гаррота – Венера спешили покинуть маленький космопорт. Удивительная планета со своей ещё более удивительной цивилизацией ждала их. Туристы скапливались у многоместных пассажирских птерокаров. Командированные в распоряжение Исследовательского центра специалисты попадали в дружественные руки встречающих коллег.

Инженер-мелиоратор наскоро попрощался со своим спутником и присоединился к своей туристической группе. Молчаливый вздохнул свободно. Он не принадлежал ни к одной из групп пассажиров. Он не был ни туристом, ни специалистом. Он прилетел на Гарроту не для того, чтобы восхищаться её чудесами, но и не для того, чтобы эти чудеса изучать. У него была совершенно конкретная цель. И его должны были встретить.

– Простите! Не вы ли Томас Нильсон?

Он обернулся. Шатенка среднего роста, спортивного телосложения. Загорелая, в «тропическом обмундировании» сотрудника ИЦ Гарроты. Если бы не усталое выражение карих глаз, трудно было бы догадаться, что этой женщине за девяносто.

– Да, я Томас Нильсон, – сказал он. – А вы Викке Освальдовна?

Шатенка кокетливым жестом протянула гладкую коричневую руку.

– Ксенопсихолог Ужусенене, – представилась она. – Мне передали, что вы хотели меня видеть. Слушаю вас.

Нильсон с выражением беспомощности оглянулся.

– Простите меня, Викке Освальдовна, – пробормотал он. – Разговор у меня к вам долгий и серьезный… Не хотелось бы вот так… на солнцепёке…

Ужусенене ахнула, прижала ладони к щекам.

– Что же это я?! Хороша хозяйка… Пойдёмте ко мне… Я вас завтраком накормлю, за столом и побеседуем.

– К вам? – засомневался Нильсон. – Не знаю… удобно ли…

– Боитесь меня скомпрометировать, молодой человек? Напрасно, я уже вышла из этого возраста… Идёмте, идёмте!

Она подхватила гостя под локоток и повлекла к эскалатору. Они спустились на служебный уровень космопорта, миновали глайдерную стоянку, направились к корпусам Исследовательского центра. По пути им то и дело попадались разные знакомые Викке Освальдовны. О чём-то спрашивали, советовались насчёт применения каких-то треллингов, сетовали на застой в шестнадцатом секторе и хвастали прорывом в секторе тридцать девятом. Казалось, что гость и хозяйка никогда не доберутся до жилища ксенопсихолога. Но вот они обошли кубические здания биолабораторий, свернули на дорожку, которая вела к личным коттеджам сотрудников ИЦ.

Викке Освальдовна жила в домике, что стоял на берегу лагуны.

– Ступайте на веранду! – велела Ужусенене. – Там прохладно. Я принесу вам чего-нибудь освежающего…

– Если вас не затруднит, джеймо, пожалуйста, – попросил Нильсон.

– Ни в малейшей степени, – откликнулась хозяйка.

Она исчезла в недрах коттеджа, а Нильсон поднялся на веранду, уселся в плетёное кресло и стал смотреть на Известковый замок, охряной громадой возвышающийся на противоположном берегу.

Было прохладно и тихо, лишь ровный на пределе слышимости гул стоял в воздухе. Нильсон заметил радужное мерцание над лагуной, словно там танцевали мириады крохотных стрекоз. Вернулась Викке Освальдовна, поставила перед гостем бокал с джеймо и снова скрылась в доме. Нильсон взял бокал, пригубил. Вдруг гостю стало не по себе. Кто-то появился у него за спиной, медлительный, неуклюжий даже, но вместе с тем непередаваемо чуждый – не человек и не зверь. Нильсон услыхал хруст ракушечной крошки, которой были посыпаны дорожки на территории ИЦ, и ощутил запах. Скорее приятный… Растительный… Так пахнут лесные ягоды.

Нильсон аккуратно поставил бокал на столик, выскользнул из кресла и повернулся лицом к неведомому.

Перед ним был гарротянин. Огромный, с корову величиной, сухопутный моллюск-мыслитель. Оставляя позади себя быстро подсыхающую полоску слизи, он приближался к веранде. Туловище его студенисто колыхалось, а на передней части, которую весьма условно можно было считать головой, поблёскивал шлем-передатчик мыслительных волн.

– Не бойтесь, Томас, – сказала Ужусенене, появляясь на веранде с подносом, уставленным разнообразной снедью. – Это всего лишь Оскар. Здешний сапиенс. Барух Спиноза и Фридрих Ницше в одном… Что у него там есть?

Гость принуждённо рассмеялся.