Всеволод Алферов - Князь мира [СИ]

— Вы, верно, из полиции?

Она и не ждала ответа. Бросив дверь, повернулась спиной и пошла прочь по длинному, роскошному, как овальный кабинет, холлу.

— Госпожа Повиц! — окликнул он. Куда там! Только каблуки глухо стучат по бесценному паркету. — С вами все в порядке, госпожа…

— Сейчас… уже все хорошо, — невнятно произнесла она. — Я только присяду. Да… Прошу прощения.

Алеш был худшего мнения о вкусах банкира, он видел фото из кабинета президента: тяжелая мебель, малахит и много, много позолоты. Комната, куда их привела Марта Повиц, по большей части состояла из окон на всю стену. Бледный ковер, бледные обои с вертикальными полосами, только под потолком тянулась синяя линия.

Марта встала столбом посередине.

— Я просто… я… — она поворачивалась то к дивану, то к креслам, а то к ним двоим, не зная, куда деть руки. Наконец, она закрыла лицо ладонями.

— Я немного… не в себе. Прошу прощения.

Его учили, как говорить с людьми в шоке. Размеренно и мягко полицейский начал:

— Это мы должны просить прощения. Дело в том…

— Боже, я все уже знаю! — женщина, как подкошенная, рухнула на диван, сцепила руки. — Нашлись добрые люди. Скажите, как он там оказался! Почему чертово кафе?

— У него была… встреча. Возможно, по работе, — солгал полицейский. — Студентка экономико-правового, практикантка или чья-то помощница. Он…

Марта Повиц слушала секунду-другую, а потом вдруг расхохоталась — высоким нервным смехом. Пару вздохов они смотрели друг другу в глаза.

— Простите, не сказала, — она утерла слезы. — Я думала, сами догадаетесь. Йелик мертв, а мне плевать на деловую репутацию.

— Вы знали о слабостях супруга?

— Даже Бранка. Это наша дочь. Даже она догадывалась.

— Вы знали, где он был вчера?

— Не то, чтобы наверняка… Конечно, в самолете, где же еще? — с красивых губ сорвался смешок.

— Что ей всего месяц как семнадцать?

— Следователь… простите, не знаю вашей фамилии. Даниц больной город, он весь пророс метастазами. Что, так нужно сказать все вслух? — Марта умолкла, а продолжила тихо: — Правда в том, что Йелику нравились молоденькие. Очень молоденькие. Ну как? Теперь вы довольны?

— Почему вы раньше не сказали?

Нужно отдать должное, жена банкира потупилась.

— Когда мы встретились, мне было пятнадцать, а ему двадцать семь. Я думала, он совершенство, финансовый гений, красавец. Ушло три года, пока я поняла, что гений — это все папенька и еще старший брат. Но, знаете, мне было уже все равно, — она помолчала и тихо призналась: — По-своему, мы друг друга любили. Очень.

По-своему — разговор дался Алешу еще тяжелее девушки. С ее ярких губ не сходила полуулыбка, порой Марта опускала глаза долу — чтобы вновь вскинуть с насмешкой. Уже позже, в лифте, когда они возвращались на грешную землю, напарник выругался:

— Зар-раза! Я год в полиции, но этот… гной… он же всего неделю как полез, да?

Алеш медленно кивнул.

— Так густо — да, после Стелика. Конечно, это всегда было, просто не так бросалось в глаза.

Они спустились на первый, когда Ришо спросил:

— Как думаешь, а почему Даниц? Ну то есть я все размышляю: гной, он ведь по всему миру… почему началось-то у нас? Мы же последняя дыра.

Алеш фыркнул. Помолчал.

— Мы всегда знали, что наша верхушка — моральные дегенераты. Поголовно. А может, где-то просто должно было начаться и почему бы не здесь?

Напарник не нашелся с ответом. Они шагали через двор под бдительным взглядом охранников, когда полицейский решил поделиться страхами:

— Меня другое пугает, — заговорил он. — Ну хорошо, проклятье карает за грехи. Пока на город набралась всего тысяча, а что дальше? Сколько жертв будет за полгода, год?

— Ну ладно тебе! С чего ты взял, что за грехи?

Алеш хохотнул — коротко и отрывисто, точь-в-точь жена банкира полчаса назад. Напарник отворил дверцу да так и застыл, положив руку сверху.

— Ладно, пусть за грехи… но видишь же, горелых стало меньше!

— Просто самые подонки уже в пекле, — проворчал полицейский, обходя машину. — Давай, парень. Пора возвращаться.

Алеш достал сигарету, пару раз чиркнул зажигалкой. А день, между тем, выйдет теплый. Иней растаял, город пах, словно кто-то заварил на улицах чай из прелой осенней листвы. Такое бывает лишь в Данице: ноябрь, по ночам замерзшие лужи, а днем… двенадцать, что ли.

— Зараза, ты что-то хотел сказать, да? — не выдержал Ришо. Завел машину. Почти с обидой пожаловался: — Почему с тобой так? Скажешь мелочь, а потом ходи весь день, ломай голову. И настроение ни к черту.

— Я хотел сказать, что мир меняется, — вздохнул Алеш. Скомкал пустую пачку. — Если грех не пустые разговоры, а конкретная, мгновенная смерть… Все поменяется и, кто знает, к добру ли?

— А должно к худу? Что ты несешь!

— Что прошла неделя, и мы вводим чрезвычайное положение. Затем начнется хаос. Потом сломаются устои, все общество. Может, и пронесет, а может… случится апокалипсис, кто знает? Я ладно, а Мирослав еще совсем пацан.

— Как он, кстати?

— Дома, под охраной дракона. Сходит с ума от скуки. Данка его даже на улицу не выводит, даже под присмотром.

Ришо сперва фыркнул, но тут же пробормотал:

— Ну, знаешь, не могу ее винить.

— А я тем более. Да и попробовал бы! Я еще хочу принести пользу городу.

Помолчали. Машины так же деловито сновали вдоль Сенной площади: мимо Основателя, под серым портиком театра драмы — словно сегодня обычный день, как два или три месяца назад. Театру не было дела до их грехов. А вот люди стали крикливей, охочи до сплетен и ссорились по пустякам.

— Думаешь, прям апокалипсис?

— Ничего я не думаю! Не знаю… Пока что ангелы не трубят, и то хорошо.

Ришо надулся, мрачнее тучи — так что до участка доехали без его обычной болтовни. На втором этаже Анна, секретарша полковника, поймала полицейского за рукав и шепотом рассказала все новости — а после узнала, что он встал затемно, и пообещала кофе.

На пожарной лестнице кто-то курил, запах тянулся по коридору — и полицейский с облегчением закрылся у себя. Сел за стол. Носком туфли включил компьютер.

И понял, что облегчение вышло совсем недолгим.

Ришо ворвался, словно они не виделись несколько дней:

— Вот! Вот же, смотри!

Он шлепнул на стол пачку отчетов, с таким видом, будто сам их и составил.

— Ну? Где кражи? Где убийства? Ноль, понимаешь? Ноль! И горелых все меньше, сегодня уже третий день.

— Вот я и думаю, что самые подонки в пекле.

— Но это значит, все к лучшему! А не то, что ты вот заладил… конец света, туда-сюда. К лучшему же! Город очищается, вот что!

Отчет и в самом деле интересный. Первые страницы — словеса, подписи, Алеш сразу убрал их в сторону, а вот внутри… По всему выходило, что тяжких и особо тяжких за неделю почти не стало, только дорожные инциденты на том же уровне. Пожалуй, даже больше прежнего. Полицейский быстро пощелкал мышкой по калькулятору: четыре с лишком процента. Да, где-то так должно быть. Все стали нервными.