Песах Амнуэль - Фантастика 1991

Вот об этом только что закончился разговор главы Всемировой тайной охраны «Единства» Гая Марковича Кленова с известнейшим врачом.

Теперь, оставшись один, он ждал посетителя. Пришел человек с иссинячерными длинными волосами. Черты лица несколько асимметричны, пристальный взгляд небольших колючих глаз. Кленов с удивлением его рассматривал.

— Ну, Фарид, да тебя не узнаешь… Чудо перевоплощения.

Кленов по-отечески обнял Фарида.

— Не бойся сна. Теперь, после операции, тебе не страшны их проверки.

Проводив Фарида, Кленов зашел в большую комнату. Весь пол в ней был устлан репродукциями картин. Кленов прошелся, рассматривая их.

Возле аппаратуры хлопотал сотрудник.

— Как, хороши картинки? Никакая наука полсотни лет назад не могла додуматься, что можно превратить в орудие убийства. Тяжело работать?

— Насмотришься на них, чувствуешь себя дискомфортно. Мысли лезут, как раньше говорили, «от лукавого». Если репродукции так заряжены, то картины — изощренные убийцы. Отвращение к ним будто к живым, будто в них сконцентрирована ненависть и злоба к людям.

— Ничего. Потерпим до поры… Что сообщил «горец»?

— Наши предположения подтвердились. «Цех» художников действительно существует, находится всего в двадцати километрах от Парижа. Это якобы психиатрическая больница закрытого типа, куда помещают хроников с тяжелой формой болезни. Картины создаются там. Проверены данные многих исчезнувших художников из разных стран. Большинство из них «пропадали» одинаково: заболевание, приезжает врач и забирает больного. Куда увозили, что за врачи, установить тогда не могли.

Кленов еще раз бегло окинул взглядом репродукции:

— Все фантастически усложняется в наше время. Еще двадцать лет назад работали совсем иначе. А что дальше?

Доктор Дадышо наблюдал за происходящим на экране. Вспышки редкие, слабые, неритмичные. Значит, контакт с «приемником» нарушен, он не может брать энергию и работать по заданной программе.

Дадышо вызвал ассистента.

— Распорядитесь, чтобы проверили все каналы связи с «Око».

Дадышо знал, что во всем мире люди охвачены тревогой. Причины заболеваний не разгаданы. «Концерн» Дадышо может продолжать работу и готовить «объекты». «Мир так изменился… не надо разрушительных бомб, не надо ничего уничтожать. «Единство» рухнет. Можно представить, какие битвы разыграются за лучшие куски; Напрасно Маргарет считает предварительный раздел мира надежной основой. Будет большая свара… Дадышо помрачнел, мысли складывались не радужные. «Не придется ли мне «усмирять» наших теперешних союзничков? А потом? Где конец насилию над человеческим разумом? Вот его участь «властелина рассудка» — не злая ли это насмешка судьбы? Убивай, убивай, убивай…» Дадышо прошел в библиотеку, посмотрел репродукцию с картины Покровского «Метаморфозы Анны». Он перевел изображение в объемное и любовался прелестью незнакомой женщины. Чистота, величие духа угадывались в этой славянке — сильная кровь не отравлена, как у изнеженных ночных женщин.

Хобби Дадышо — выдающиеся люди всего мира. Он занимается разработкой повторяемости событий в мире, а главное, повторяемости отдельных людей, абсолютно идентичных. Он накопил уже массу материала об этом и теперь много времени отдавал решению этой задачи.

«Какие законы управляют этим удивительным явлением?» О людяхдвойниках у него собрана большая. коллекция, книги о них, произведения искусства, созданные ими, и даже сведения о частной жизни.

Последние дни собственные мысли делали Дадышо пленником, приходили незваные, заставляли память служить им. Он много думал о Покровском. Его угнетало сожаление о скорой гибели художника. Может быть, это вызвало желание удалиться в маленький кинолекторий, где он любил смотреть старинные кинофильмы.

У Дадышо было множество знакомых на протяжении всей его жизни, но, как ни странно, никогда не было товарища, друга, с которым он бы мог поделиться своими мыслями и планами, с кем мог отвести душу».

И вот теперь такое место в его мыслях занял Владислав Покровский.

Дадышо представлял, как бы они беседовали, спорили или вместе отправились в дальнее путешествие.

Мысли о Покровском причудливо переплетались с каждодневной его жизнью, и, наконец, без этих мыслей, без мечты о дружбе и общении с Покровским Дадышо не проходило и дня. Более того, исподволь у него зарождалась антипатия к магистру, порой переходящая в отвращение к нему: ведь это он выбрал Покровского объектом для использования его в своих зловещих намерениях, зная, чем кончится этот эксперимент.

Случилось так, что, изучая творчество Покровского, Дадышо обнаружил поразительное сходство художника с артистом Дворжецким, жившим во второй половине двадцатого века. Артист сыграл несколько ярких ролей в кино и рано умер.

Дадышо интересовала связь внешности человека с характером и способностями. Возможно, в Дворжецком мир мог бы обрести выдающегося художника, а Владислав Покровский мог стать большим артистом. Дадышо сожалел, что проверить свои предположения он уже не сможет — Покровского очень скоро не будет.

Дадышо поудобнее уселся — сейчас он посмотрит старый фильм. По экрану пробежали большие, красные, словно накаленные, буквы:

«Бег».

По одноименному роману Михаила Булгакова.

Мягкий пушистый снег покрывал землю. В экзотической стране русских творилос безумие. Славянские характеры проявлялись отчетливей в бушующем хаосе. Спасал прелестную, беспомощную женщину русский интеллигент. Все было как в нелепом, кошмарном сне. Хлестали выстрелы, падали люди, метались кони. И в этом вихре, в этом бесцельном безудержном беге людей появился генерал Хлудов. Он безумен, уродлив, страшен и прекрасен.

«Они так могли… гореть, забывать, что это игра… не жалеть жизни… какой артист!» Дадышо, отдавшись чувствам, сопереживал, волновался, многое ему было непонятно, но все было настолько убедительно, что усомниться в правдивости рассказанного о той, ушедшей, жизни было невозможно. Все дышало правдой, вся игра талантливых актеров была не представлением, а скорее их истинной жизнью в актерском перевоплощении.

Но вот в далекой, чужой стране томились те, кто уже не имел права ступить на землю родины. И как монумент остался на берегу моря стоять и тосковать полубезумный, одинокий человек, в забытьи, полубреду грезить о том крае, где было все, чем мог жить русский человек. И лишь собака лежала у его ног, охраняя, быть может, несостоявшегося гения.

Экран погас. Дадышо не сразу перешел «в другой план бытия». Перед его глазами все еще стоял образ Дворжецкого-Хлудова. И этот образ был настолько слит с воспоминаниями о Покровском, что Дадышо вдруг так захотелось очутиться где-нибудь с художником вдвоем и поделиться впечатлением о фильме. Может ли знать Покровский о своем поразительном сходстве с этим артистом? Может быть, Покровский так и не узнает этого. Жаль…