Песах Амнуэль - Фантастика 1991

— Ты переутомился, Ганя. Мы оба устали. На следующей неделе я беру отпуск — мы поедем в Зальцбург, на музыкальный фестиваль. Сам маэстро Караян прислал нам приглашение. Он в восторге от твоего фортепианного концерта и просит разрешения включить его в свою программу.

Ганя до обидного равнодушно выслушал известие о предстоящей поездке. Профессор вздохнул. У мальчика трудный переходный возраст.

Он, его отец, поглощенный наукой, уделяет сыну слишком мало внимания. Ганя растет без материнской заботы и ласки, у него нет настоящих друзей и привязанностей. Впрочем, одиночество — удел любой одаренной личности.

Профессор Градополов подошел к сыну и опустил руку ему на плечо.

— Все будет хорошо, мой мальчик! Главное, не раскисать! Я приеду на фестиваль, ты должен быть в форме. Возможно, маэстро Караян устроит твой сольный концерт. Представляешь, играть под руководством такого дирижера!

Ганя безучастно молчал и, казалось, не слышал, о чем говорит ему отец. Глаза его были полны слез. Угловатым движением он высвободил плечо и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.

День выдался пасмурным. Сизые тучи цеплялись за штыри телевизионных антенн, ветер хватал деревья в охапку и, сдувая капли, прострачивал землю дождевой дробью. В накинутом капюшоне Ганя брел по поселку, окидывая печальным взглядом пустующие дачные крылечки.

Под козырьком автобусной остановки бренчала гитара, ломкий голос пел про афганских «духов» и убитого под Гератом майора. Ганя подошел поближе. В центре тесного круга напрягал жилы солист в грязно-лиловой майке с косо бегущей от плеча к подреберью клишированным словечком «ВА ООКА», патлатые парни в джинсовых «варенках» внимали певцу.

Пальцы с обломанными ногтями сдавили горло грифу, струны глухо брякнули и заглохли. «ВА ООКА» поднял голову, Ганя узнал Малкина, бывшего одноклассника, в безгрешные детские годы добросовестно терзавшего в музыкальной школе виолончель, а потом сменившего ее на бас-гитару в ансамбле «Витамин». Кажется, у Малкина в поселке жил дед.

— А, вундеркинд! Ты еще на загнулся от своей «классики»? Хочешь, угощу тебя роком?

Бывший одноклассник, оскалясь, затряс головой и ударил по струнам костяшками пальцев:

Он резко оборвал и обжег Ганю ненавидящим взглядом!

— Я знаю, кого ты ищешь. Дохлый номер! Эта девочка не для тебя.

Малкин зло засмеялся и подмигнул приятелям.

— Ты знаешь Асю? Где она?

Ганя раздвинул кольцо «варенок» и придвинулся к Малкину.

— А это видел? — Малкин соорудил кукиш и сунул Гане под нос. — Твоя здесь не пляшет. Плевала Аська на тебя и твоего папашу профессора.

Малкин вскочил на скамье и, размахивая гитарой, заверещал:

— Знаете, откуда у этого ублюдка способности к музыке? Папаша его, генетик, выводит в пробирках разных гомункулов. Захотелось иметь одаренного сыночка. Купил в загранке за бешеные деньги волосок — может, от самого Моцарта, — и вырастил из него Ганьку.

— Ты врешь, мерзавец!

В глазах у Гани потемнело, не помня себя, он стащил Малкина со скамьи и вцепился в грязно-лиловую майку с косой надписью «ВА ООКА».

Малкин выронил гитару и стал отбиваться. Дружина патлатых взяла чужака в кольцо и устроила веселое игрище под названием «пятый угол».

Семеро молодцов, упражняясь в ловкости и силе, перебрасывали друг другу живую боксерскую грушу. Ганя не выдержал конца раунда, охнув, согнулся пополам и упал под ноги нападавших. Он лежал, закрыв голову руками, сжавшись в уязвимый комочек. Кто сказал, что лежачего не бьют?… Ганю били, свирепея от безнаказанности и вида беспомощной жертвы, били с оттяжкой по ребрам носками элегантных адидасовских кроссовок.

Где-то закричала женщина, кто-то вякнул «Шухер!», и «варенки» бросились врассыпную. Подошли какие-то люди, помогли Гане подняться и усадили на скамью. Ганя судорожно ловил ртом воздух и, запрокинув голову, пытался остановить кровь из разбитого носа. Он не замечал ничего вокруг и не чувствовал боли. Перед глазами его колыхался пульсирующий живой комок с полупрозрачной жидкостью в паутине синеватых прожилок. Гомункул! Человек из пробирки!..

Надо найти отца, развеять обрушившийся на него кошмар. Ганя вырвался из рук хлопотавших возле него людей и, прихрамывая, побежал к электричке.

Профессор Градополов, стоя у окна, разглядывал снимок. Кто-то из сотрудников заметил Ганю, разговоры умолкли, все обернулись и смотрели на нежданного гостя, в лице Гани было нечто такое, что заставило сотрудников испариться и оставить профессора наедине с сыном.

— Что случилось, Ганя? — Голос профессора был спокоен, оторванный ворот рубашки и синяк под глазом, результат какой-нибудь мальчишеской драки, еще не повод для паники у настоящих мужчин.

Профессор Градополов поднял крепкими пальцами Ганин подбородок и ждал ответа.

Ганя заглянул отцу в глаза и, напрягшись, выпалил звенящим голосом:

— Я не твой сын! Я из пробирки!

Профессор Градополов коснулся ладонью Ганиного лба и сухо сказал:

— Что за чушь ты городишь! Вырастить человека в пробирке — этого не может никто. Ты мой сын. Ты очень впечатлителен и стал жертвой каких-то негодяев… Вот, прими и успокойся… — Профессор Градополов протянул сыну таблетки и потрепал по плечу — Ступай домой, Отдохни. Я попрошу, чтобы тебя отвезли на служебной машине.

Ганя шел по бесконечному коридору мимо плотно прикрытых дверей, за которыми вершились таинственные эксперименты, загадочные, как сама жизнь. Вдруг в недрах коридора раздался странный звук: где-то кричал новорожденный ребенок, крик бьш жалкий, беспомощный и требовательный одновременно. Сердце у Гани оборвалось. В лаборатории отца новорожденный! Только что отец говорил ему совсем иное! Ганя толкнул одну из дверей. Дверь не подалась. Он забарабанил кулаками.

Кто-то тронул Ганю за плечо. Над ним склонилась участливая физиономия кандидата Навроцкого.

— Ты ошибся дверью, Вольфганг! Там никого нет. Выход по коридору и направо.

Ганя посмотрел на Навроцкого слепым непонимающим взглядом и, зажав руками голову, с криком понесся прочь.

Уилс подошел к окну, распахнул створку, повеяло свежим ветерком, словно пытавшимся отвлечь от грустных мыслей. Уилс швырнул окурок с сорокового этажа едва заметным со стороны молниеносным движением, и тот медленно падал теперь. Наблюдая за ним, Уилс подумал: «Когда-нибудь и мой корабль, оставив яркий след, распадется на частички, унося меня в потусторонний мир. Слишком неспокойно сейчас всюду. Но хотел бы я знать, какая сила заставит меня остаться в городе! Завтра отправлюсь в Космопорт и подпишу контракт еще на полгода. И с первой же сменой выйду на патрулирование. Надоело все. И город мне этот что кость поперек горла…»