Дмитрий Баюшев - Параллельные Кулебяки [СИ]

— Хорошо, что вас не задело. Уводи Женю. Он произнес это не просто громко, а с усилием, как глухой, которому нужно, чтобы его обязательно услышали. Торопливо обувшись, Женя спустился вниз. Федор Федорович сидел на табурете, опустив голову и сжав виски ладонями. Боря стоял в дверях и с испугом глядел на него.

— Там черная туча, — сообщил Женя. Федор Федорович поднял голову и уставился на него немигающими остекленевшими глазами.

— Мимо тучи. Обойдите. Скорее. Лицо у него было неподвижное, лишь вяло шевелились губы, да по изрезанному морщинами лбу катился крупный пот. Наверное, ему очень тяжело было говорить. Вдруг он встал и пошел на Женю. Лицо мокрое, глаза невидящие, движения, как у манекена. Жене стало страшно. Он увернулся, юркнул в дверь. Боря уже мчался к калитке. Слыша за спиной тяжелые шаги, они проскочили калитку и понеслись по дорожке с такой скоростью, что не заметили, как очутились рядом с домом сторожа у въездных ворот. Сзади никого не было, никто за ними и не собирался гнаться.

— Что… с дедушкой? — переводя дыхание, спросил Женя.

— Туча, — сказал Боря, кусая губы. — Я же говорил… не открывай… «Они» шли за нами… Смотри. Женя обернулся и увидел, что черная туча мерно пульсирует. Она передвинулась и теперь находилась, судя по всему, над дедушкиным садом.

— У деда здоровенное поле, — сказал Боря сдавленно, в глазах у него стояли слезы. — Его так просто не скрутишь. Вот, елки-палки, уже без дождя научились пакостить… Едва он это произнес, как из-за дома сторожа бесшумно появилась серая фигура. Две другие вынырнули из ближайших кустов, замкнув оцепление. Бежать было бесполезно, и Женя, в отличие от рычащего и яростно отбивающегося Бори, даже не сопротивлялся, когда ему деловито связывали за спиной руки. У этих молчаливых, плохо и грязно одетых людей с невразумительными лицами были совершенно пустые безжизненные глаза. Правда, они не делали больно, а вот Боре, похоже, крепко досталось. Между тем, туча прекратила пульсировать, повисела еще немного над дедушкиным садом, затем плавно поплыла к шоссе. Там она снова остановилась, как бы решая, в какую сторону двигаться дальше, и вдруг со страшной скоростью понеслась над шоссе в сторону леса.

Секунда — и она исчезла из поля зрения. Непонятно, что было нужно этим серым людям. Они держали ребят под наблюдением и никуда, вроде бы, не собирались. Казалось — у них уйма времени, до того они были неторопливы. Так бы, наверное, и стояли на одном месте, не разговаривая, не делая лишних движений, даже не переминаясь с ноги на ногу. Прошло несколько минут молчаливого тоскливого ожидания, как вдруг на дорожке появился Федор Федорович. Походка у него была легкая, стремительная, и Женя даже подумал, что слава Богу — всё обошлось, поле здоровенное, как говорил Боря, вот и обошлось, но затем он увидел его окаменевшее лицо, безразличный остановившийся взгляд и понял, что чудес не бывает. Туча сделала свое черное дело, после чего улетела творить новую пакость, а того Федора Федоровича, которого он знал, больше нет. Есть кто-то новый, кого терпеливо ждали эти трое, и уже вчетвером они будут решать, что делать с пленными. А может, и не будут. Поленом по башке, как говорил Боря, и пиши пропало. Они же дураки тупые.

Когда Федор Федорович подошел, Боря тоскливо сказал:

— Эх, дед. Как же мы теперь? Что-то сверкнуло в глазах могучего деда, будто наружу пробивалось униженное, порабощенное «я», но затем глаза погасли.

— Хороший материал, братья, — сказал он невнятно, кивнув в сторону ребят. — В любую дыру пролезут.

— Это про дыру ты, брат, верно подметил, — безразлично отозвался кто-то из серой троицы. — Обработать на знаменателе, чтоб не удрали, и пусть лезут. В дыру-то. В радиоактивную.

— Пусть, — поддержали остальные. — Пусть. Женю подтолкнули в спину, легонько так подтолкнули, как послушное животное — иди, мол, за морковкой. И он пошел, потому что не видел другого выхода. А Боря огрызнулся и получил хорошего тумака. Они направились по шоссе в сторону леса, туда же, куда умчалась туча. Было жарко и неестественно тихо. Сирена в городе уже не выла.

— Завтра на склады пойдем, — нарушил молчание один из серых. — В Аркадьевку. Ты, брат, не знаешь, что там хранится?

— Ты ко мне, брат? — спросил дед. — Если ко мне, то там хранится всякая мерзость из пороха. Знаешь, что такое порох?

— Как же. Знаю. Скорее бы очиститься от всякой мерзости. Мир и покой.

— Мир и покой, — сказали все, в том числе и дедушка. Они говорили так, будто одновременно ели кашу, и это было очень противно.

— Развязывай руки-то, — прошептал Боря. — Со связанными далеко не убежишь.

— Не получается, — шепотом ответил Женя.

— Должно получиться, — убежденно прошептал Боря. — Надо наших предупредить про Аркадьевку. Как ни тихо они переговаривались, один из серых услышал.

— Не надо предупреждать про Аркадьевку, — сказал он монотонно. — Нам, человекам, дается последний шанс очиститься от скверны. И когда мы очистимся от скверны, у нас будет всё.

— На том свете у тебя будет всё, кукла безмозглая, — проворчал Боря, за что немедленно получил по шее.

— Плохой материал, братья, — сказал серый, которого обозвали куклой.

— Хороший материал, брат, — возразили остальные. — Но необработанный. Вот его обработать — цены ему не будет.

— Нет, это плохой, глупый, упрямый материал, — настаивал серый. — В муравейник его. А вот это хороший, послушный материал. И он неумело погладил Женю по голове. Этого Женя стерпеть не смог. Получалось, что одного постоянно лупили за строптивость, а другого то и дело нахваливали, как бы поощряя его послушание. Послушание обреченного стать безмозглой куклой. Женя не думал, что в следующую же минуту может быть схвачен, избит и посажен в муравейник. Он поднырнул под руку, которая гладила, и что есть силы боднул непокорной головой в податливый живот. Серый, охнув, повалился набок. В этот момент Женя увидел деда. Тот стоял в страшно напряженной неестественной позе и делал судорожные движения, как будто пытался сорвать с себя душившую его одежду. Глаза у него были совершенно сумасшедшие. Кажется, он медленно опускался на колени. Женя проскочил мимо другого серого, еще не сообразившего, в чем дело, и устремился вслед за Борей, слыша за спиной хаотичный топот, постепенно переходящий в целеустремленный галоп. Дробно стуча по асфальту босыми пятками, Боря высвободил руку, затем другую, швырнул в сторону веревку, после чего резко увеличил скорость. Он был прав — со связанными руками далеко не убежишь. Топот сзади неуклонно приближался, и чтобы отвлечь часть преследующих на себя, Женя вильнул на обочину, перескочил кювет и побежал по сухой колючей стерне прочь от дороги. В этот момент сильный порыв ветра стегнул по глазам колючими песчинками. Ему показалось, что он с размаху влетел во что-то вязкое, упругое. Перед глазами всё расплылось, в ушах заложило, как будто он куда-то стремительно падал, хотя никуда он не падал, а старался устоять на ногах, затем ветер разом утих. Что-то толкало бежать дальше, спасаться, и Женя не сразу понял, почему же он не бежит и не спасается. Потом всё встало на свои места. По шоссе, изредка сигналя, мчались машины, где-то вдалеке, скорее всего в поселке, играла музыка, пропала гнетущая тишина и мир снова наполнился звуками. Ветерок стал легким, ласковым, уже и не жарко было, потому что приближался вечер, а он стоял на выкошенном поле со связанными руками и молил, чтобы Боре повезло.