Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

На следующее утро я наношу первый слой краски на новую куклу, которой заменила похищенную. Я решила заняться тем, чего обычно предпочитаю не делать. Через Интернет я могу продавать не только пластиковых кукол. Начинаю вылепливать глиняную заготовку для фаллоимитатора.

За последние пару лет компании определенного плана, которые видели моих кукол в Интернете, не раз предлагали мне подумать насчет изготовления дилдо. Сделать натуралистичный пенис ничуть не сложней, чем детские ручонки. И даже проще. Заказать у Тони я не могу, он не станет делать фаллоимитаторы. Но несколько лет назад они получились у меня при комнатной температуре из медицинского силикона. Я сама смогу сделать формы, отливать небольшими партиями и вручную доводить до совершенства. Надеюсь, что люди готовы платить за новизну, когда дело касается секса.

Мне не особо нравится делать кукол, но не могу сказать, что мне это не по вкусу. Фаллоимитаторы же, напротив, вгоняют меня в тоску. Не думаю, что в их использовании есть что-то плохое, дело совсем не в этом. Просто… не знаю. Я не собираюсь бросать кукол.

Еще я ответила паре из Чикаго, что возьмусь за их спецзаказ и в третий раз сделаю ту же самую куклу. Затем приступаю к уборке на кухне. Звонит Шерри, чтобы узнать, как у меня дела, и я рассказываю ей о дилдо. Она хохочет.

– Тебе давно нужно было заняться этим, – говорит она. – Ты бы уже озолотилась.

Я тоже смеюсь. И после разговора чувствую себя немного лучше.

Сегодня отметка термометра превысила 100 градусов [10] 100 градусов – зд.: по Фаренгейту. Около 38 градусов по Цельсию. . Стараюсь не думать, что Гудзон без воды или попал в беду. Пытаюсь сконцентрироваться на кровеносных сосудах полового члена, расположенных под головкой (я делаю обрезанный пенис). Вдруг звонит мобильный, и я подпрыгиваю от неожиданности.

Слышу мужской голос:

– Тут у меня собака с вашим номером на ошейнике. Вы потеряли?

– Золотистый ретривер? – уточняю я.

– Ага.

– Его зовут Гудзон. Спасибо вам! Спасибо! Сейчас приеду за ним.

Хватаю кошелек. У меня пятьдесят пять долларов наличными. Не очень много в качестве вознаграждения, но больше у меня нет.

– Эбби! – зову я. – Пошли, девочка! Поехали за Гудзоном!

Она вскакивает, растерянная, но взволнованная моим голосом.

– Поедем кататься? – спрашиваю я.

Мы забираемся в древнюю красную «Импрезу». Машина не слишком надежна, но нам недалеко ехать. Следуя указаниям GPS-навигатора, мы с лязгом преодолеваем мили скверной грунтовой дороги и оказываемся у выгоревшего на солнце трейлера. Вокруг полно всякого хлама: старое кресло, лежащий на боку стул со сломанной ножкой и светлый старый стол для пикника с белой неокрашенной внутренней частью, напоминающей шрам. Еще – старый зеленый холодильник и целая батарея пустых бутылок по сорок унций. Откровенно говоря, увидев это местечко, я готова была предположить, что владелец гонит денатурат. Но пожилой мужчина, открывший дверь трейлера, оказался просто стариком в бейсболке. Вероятно, он живет на пособие социального обеспечения.

– Меня зовут Ник, – сообщает мужчина.

Несмотря на жару, он одет в клетчатую рубашку с длинными рукавами. У старика темная от загара кожа, а двойной подбородок делает его похожим на индюка.

Я представилась и показала на машину:

– Это Эбби, она у нас умная и осталась дома.

Внутри трейлера темно и пахнет старостью. Диваны покрыты дешевыми покрывалами, на одном из них красуется сине-белый рождественский снеговик. Снаружи поблескивает под палящим солнцем кустарник. Гудзон лежит у раковины и, завидев нас, встает.

– Он трусил по дороге, – рассказывает Ник. – Увидел меня и подошел.

– Я живу выше по реке, между Беленом и Джаралесом, – говорю я. – Кто-то ворвался в мой дом, оставил двери нараспашку, и пес отправился побродить.

– Вам еще повезло, что собак не убили, – замечает Ник.

Я нащупываю кошелек со словами:

– Вот ваше вознаграждение.

На что он отмахивается:

– Нет, вот только не надо, – говорит он и объясняет, что ничего не сделал, просто нашел мой телефон на брелоке и дал собаке попить. – У меня всю жизнь были собаки. И я был бы рад, если бы мне точно так же кто-нибудь позвонил.

Я заверяю старика, что для меня это важно, и энергично сую ему деньги. Гудзон, вывалив из пасти язык, прижимается к моим ногам, чтобы я его приласкала. Он хорошо выглядит, просто утомился.

– Присядьте на минутку. Вы так долго ехали. Извиняюсь за беспорядок. Ко мне заезжал внук моей сестры вместе с друзьями, они все так и побросали, – машет он рукой, указывая на хлам и бутылки.

– Я не могу оставить вторую собаку на жаре, – говорю я, желая поскорее уйти.

– Заведите ее внутрь.

Мне не хочется оставаться, но я благодарна старику, поэтому я привожу Эбби в трейлер. Ник похлопывает ее и рассказывает мне, как жил здесь с тех пор, как ему исполнилось двадцать. Он – сторонник свободы, не доверяет правительству и, уж конечно, не собирается верить властям штата Нью-Мехико. По его мнению, наш штат – самая настоящая банановая республика, только без причудливой униформы, столь любимой диктаторами третьего мира. Потом он говорит о том, как хорошо, что Гудзона не подобрали и не сделали псиной для травли те, кто выращивают зверюг для собачьих боев. И о том, как в отместку за развал Советского Союза российские шпионы разрушили американскую экономику.

Половина того, что он говорит, – полная чушь, остальное – неправда. Но передо мной одинокий старик, живущий посреди пустыни, который вернул мне пса. И меньшее, что я могу сделать для него, – это выслушать.

Где-то неподалеку зачихал какой-то слабосильный мотор. Затем донесся звук еще парочки таких же. Похоже на маленькие мотоциклики, на которых ездят дети. Ник выглянул наружу, и его глаза сузились.

– Явился внучок моей сестры, – говорит он. – Чтоб его!

Эбби скулит. Старик стоит и смотрит в пустыню через щели решетчатых жалюзи.

– Проклятье! С ним его дружки, – говорит Ник. – Забирайте собак, только ничего им не говорите, ладно? Просто идите к машине.

– Гудзон! – зову я и пристегиваю к ошейнику поводок.

К трейлеру в клубах пыли подъезжают четверо мальчишек. Они заметили мою машину и явно сгорают от любопытства. Парни одеты в комбинезоны оранжевого и оливкового цветов, которые носят в тюрьме. Только рукава оторваны, и штанины обрезаны над коленями. У одного из хулиганов руки расписаны татуировками.

– Эй, Ник! – кричит тот, что с татуировками. – Новая подружка?

– Тебя это не касается, Итан.

Сам парень темнокожий, но глаза у него светло-голубые, как у сибирского хаски.

– Вы социальный работник? – спрашивает у меня мальчишка.

– Я сказал: не твое дело, – обрывает его Ник. – Леди уже уходит.