Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Любой, у кого есть хоть капля таланта и подходящий набор гадальных костей, может предсказывать будущее. Каждый день вспухшая запись о нем тянется через утреннее небо. Но провидеть прошлое – совсем другая штука.

Говорят, смерть – это дверь, которая никогда не открывалась дважды. Во всяком случае пока. Первым результатом такого знания обычно бывает печаль, впрочем, как и последним.

Умирают люди. Города. Нации. В свое время умрет и само Солнце, оно уже становится все краснее и жирнее, отвратительный толстяк, пылающий среди лета на горизонте. Когда утренняя звезда распахнет нам свои объятия, все могилы будут гореть в огне, но пока под рыхлой землей человеческие кости лежат поверх более древних костей.

То же и с городами. Все наши жилища выстроены на месте других жилищ. Человек может копать все глубже, пока жар самой земли не начнет подниматься со дна шахты, и там все так же будут этажи, и улицы, и деревянные рамы, прильнувшие к древним камням.

Вы знаете, что первая женщина, приветствовавшая утро, накануне легла спать обезьяной. Некий ангел перемешал ее сны длинной ложкой Бога, и на следующий день она помнила прошлое. Прошлое было тогда юным, меньше тридцати часов от роду.

Женщина спарилась с обезьяной, еще не знавшей, что она – мужчина, потом родила волосатое дитя, знающее, что оно тоже женщина, и началась история мира. Та женщина тоже умерла, легла в землю и засыпала себя грязью, превратившейся в камень.

Если я стану копать достаточно глубоко, в один прекрасный день я найду нашу общую праматерь. Но история, за которой вы пришли, она про другие времена, когда я докопался только до порога смерти.

В двадцать седьмом часу дня ко мне заявился экзоген. Мой посетитель был длиннее, чем багор, с кожей полупрозрачной, будто слизь. И все же он был сделан по человеческой схеме, с двумя руками, двумя ногами и блестящей шишковидной выпуклостью наверху. Узлы и петли его кишок просвечивали сквозь блестящую, гладкую, лоснящуюся кожу. Его запаховая карта была странной, к ожидаемой истории про звездные корабли и замедление времени примешивались запахи специй и пота, так могло бы пахнуть от пьяного каменобойца. Опасный тип. Но они всегда были такими. Безопасные оставались дома.

– Копатель, – произнес экзоген. Существо пользовалось синтезатором голоса, созданным, должно быть, еще на заре технологий. Поверьте, уж я-то знаю.

Я не из тех, кто судит человека по внешности. Видит Метатрон, я уже досыта насудился. И все же я с осторожностью отношусь к тем, кто является слишком уж издалека, потому что человеку вдали от дома нет нужды мучиться угрызениями совести.

– Да, это я и есть.

В потрохах у экзогена на миг что-то вспыхнуло тусклым мертвенно-голубым светом.

– Компенсация.

Один из тех типов. С этим я могу справиться. Это как говорить с Таурианцем. Весь синтаксис засунут в сверхограниченную совокупность морфем. Все равно что играть в игру с двумя сотнями вопросов.

– Компенсация по какой причине?

– Поиск.

– Именно этим я и занимаюсь. Ищу. Раскапываю. Что вы ищете?

– Смерть.

Это надо было хорошенько обдумать. Я не рассчитывал, что экзоген проделал весь этот путь среди звезд через Темные Глубины, чтобы именно я вырыл ему могилу. Не то чтобы я в свое время вовсе не копал могил – было дело разок-другой. Обычно никто не расходует на это энергию, разве что этот экзоген дал зарок заявиться сюда, на Землю, просто для того, чтобы закопаться здесь в могилу.

– Чью-нибудь конкретную смерть?

– Смерть. – Мой посетитель помигал разноцветными огнями, потом подрегулировал свой синтезатор. – Танатос.

– О, смерть сама по себе. – Я поразмыслил. – Вам, должно быть, известно, что смерть на самом деле найти невозможно. Персонификация мифологического образа не оставляет для меня своих визитных карточек, показывающих, где копать. Существует энтропийное затухание, но об этом свидетельствует абсолютно все.

По опыту я знал, что экзогену понадобится какое-то время, чтобы из моего свободного потока лексем составить имеющие смысл морфемы, подходящие для его разума. Я работал со своим солнечным алтарем, когда гость отыскал меня среди дюн из ржавых болтов, где я устроил свой дом. Так что я вернулся к своему занятию, уверенный, что мой посетитель снова заговорит, когда будет готов.

Экзогены функционируют по собственному времени. Некоторые носятся так быстро, что могут прожить стандартный год за несколько часов, другие передвигаются настолько медленно, что способны разговаривать с камнями и считать деревья быстрорастущими сорняками. Придет время, и этот тип ответит.

Два дня спустя он так и сделал.

– Секреты, – сказал экзоген, будто никакого времени вовсе и не прошло.

– Вы хотите, чтобы я искал секреты смерти? – Я рассмеялся. – У смерти нет секретов. Она находит всех нас. Смерть – наименее секретная штука во вселенной. Я могу вскрыть любую могилу и показать вам.

Путешественник провел рукой по своему полупрозрачному переду, породив множество крохотных разноцветных вспышек.

– Бессмертие. – Синтезатор как-то ухитрился произнести это задумчиво.

Я подхватил ритуальный топор из Второго Архейского Междуцарствия и провел пальцем от когтистой верхушки вдоль острия.

– Совсем несложно позаботиться о том, чтобы умирание было простым. Жить – вот это трудно.

Какой-то отвратительный миг я гадал, не собирается ли экзоген втянуть голову и подставить мне свою пульсирующую шею. Но он просто таращился на меня. Я думал, что он соскользнул обратно в замедленное время, пока существо не заговорило снова.

– Дверь.

– Дверь.

Дверь к смерти? Это была фигура речи, древняя, как архитектура. Должно быть, этот экзоген имел в виду что-то более буквальное.

– Дверь. – На этот раз интонация синтезатора подразумевала эмфатическое умозаключение.

Экзоген отключился, погружаясь в тишину, переносящую его через границу между жизнью и искусством. Ощущение света и жизни, окутывавшее его, словно желтый туман – серное озеро, исчезло.

Я обзавелся собственной статуей. Ходящей, говорящей, вероятно мыслящей, и уж точно фантастически богатой.

Для пробы я ткнул его кончиком ахейского топора в грудь. Примерно туда, где у человеческого подобия должна быть грудина. Это было все равно что тыкать в камень. Кожа экзогена не поддавалась, а ощущение тяжести сделалось прямо-таки всемирным.

Дверь. Что, барочные круги ада Ренессанса на Мбази его побери, он имел в виду?

Вы прекрасно знаете, что, хотя Земля умирает, она никоим образом не мертва. Даже труп под пологом леса не мертв. Кишечная флора расцветает в безумии внезапной, смертельной весны. Муравьи кишат в огромной куче распадающегося протеина. Терпеливые жуки ждут, чтобы отполировать кости до блеска, пока они не станут похожи на маленькие кусочки погибшей! Луны, вросшие в землю.