Феликс Пальма - Карта хаоса

Хиггинс, мчась как резвый жеребец, пересек пару улиц, а на Гауэр-стрит сел в кэб, дал вознице адрес “Албемарль-клуба” и, рухнув на сиденье, тяжко вздохнул. Расстегнул пальто, снял перчатки, шарф и шляпу. Потом, обмахиваясь шляпой, стал смотреть, как кэб объезжает Сохо по Оксфорд-стрит, при этом доктор не переставал пыхтеть и отдуваться, точно ехал вовсе не через Лондон ненастным октябрьским днем, а пересекал знойную пустыню. Перед концом поездки он снова надел на себя все что положено, придал лицу спокойное выражение и вышел из экипажа, закутав нижнюю часть лица шарфом. Он легким шагом поднялся по лестнице “Албемарль-клуба” с видом человека, который больше всего в жизни мечтает сесть у пылающего камина и выпить рюмку бренди.

Войдя, доктор Хиггинс снова разоблачился и вручил вещи услужливому лакею. Потом той же летящей походкой двинулся к столу, расположенному рядом с большим окном, и по пути наклоном головы поприветствовал кое-кого из членов клуба. Перед единственным в зале потухшим камином сидели четверо джентльменов. Они курили и мирно беседовали. Однако, едва заметив доктора Хиггинса, прервали беседу и молча ждали, пока он подойдет.

– Добрый день, господа, – сухо поздоровался доктор, усаживаясь, и сделал знак ближайшему официанту.

– Что-то ты запоздал, Хиггинс, – упрекнул его один из мужчин.

– Дорогой Эйнджер, кажется, мы все слишком запоздали… – пробурчал доктор, пару раз дернув себя за бородку.

– Тихо, тихо, успокойся, что это с тобой, Хиггинс? – примирительным тоном спросил другой, которого вы наверняка помните, если внимательно следили за моим рассказом, так как это был доктор Теодор Рэмси, знаменитый врач, любитель хрустеть суставами пальцев. – А мы-то надеялись, что ты принесешь добрые вести…

Хиггинс схватил рюмку бренди с подносика, прежде чем официант успел поставить ее на стол, и жадно, одним глотком, выпил почти половину, закрыв при этом глаза. Потом со вздохом произнес:

– Прошу прощения, друзья мои. Эйнджер, покорно прошу меня извинить… Но я просто в отчаянии. С самого утра барахлит мой охладительный механизм. – И словно в подтверждение своих слов он с досадой дернул себя за бородку. – Вот уже несколько часов как я буквально задыхаюсь.

Остальные посмотрели на него с сочувствием.

– Какой ужас! И ты не смог его наладить? – спросил Эйнджер, теребя мочку правого уха.

– У меня не было времени. Но ты угадал, Рэмси, я принес новости, хотя пока еще не знаю, насколько они хороши, однако мне не терпелось поделиться ими. А что касается охладителя, то до вечера как-нибудь дотяну, а потом, надеюсь, найду все что нужно для ремонта у себя в лаборатории… Ах, если бы здесь не было так дьявольски жарко!

– Хватит ныть, Хиггинс. Тебе еще повезло – ты попал сюда в самом начале зимнего сезона, самого холодного в здешнем календаре. А если бы это случилось в жуткое время, которое у них называется летом? Вот уж настоящий ад! – вступил в разговор третий мужчина, который то и дело как-то странно косил глазами. – Но бывают вещи и похуже. У тебя могут нарушиться связи между нейронами, что позволяет нам блокировать тревожные переживания в непредвиденных ситуациях, связанные с алеаторикой  [21].

– Очень верное замечание, Мелфорд, – горячо поддержал его Рэмси, а затем стал хрустеть суставами каждого пальца по очереди. – Переживания, связанные с алеаторностью. Это и на самом деле ужасно.

– Еще бы! И тем не менее, неполадки в системе охлаждения – очень неприятная вещь. Со мной такое случилось прошлым летом, – заговорил Эйнджер, мягко похлопывая себя по мочке уха, – и я буквально взмолился, чтобы мне прислали новый механизм, прежде чем…

– “Ад”? Ты сказал “ад”, Мелфорд? Я правильно тебя понял? – вкрадчивым тоном заговорил четвертый джентльмен, до сих пор хранивший молчание.

Это был крупного сложения мужчина с пышными седыми усами, кончики которых закручивались вверх, как рога у быка. На нем был строгий темный костюм, но строгость нарушал яркий жилет.

– Я… – пробормотал Мелфорд.

– Ад? Ты, думаю, шутишь… Да вряд ли и все вы говорите всерьез… Вы жалуетесь на климат? Сразу видно, что вы слишком давно покинули Другую сторону! Неужто забыли, что это такое? – Мужчина обвел взглядом собеседников. Его огромные усы дрожали от гнева, и все, кто сразу, кто чуть помедлив, опустили глаза. – Любые невзгоды, от которых мы здесь якобы страдаем, – продолжил он поучительным тоном, ловко подкручивая кончики усов, – мелочь, ерунда по сравнению с главным. Это говорю вам я, прибывший оттуда несколько дней назад. А там сейчас вся жизнь сводится к одному – как вынести невыносимое. – Довольный устроенным разносом, он откинулся на спинку кресла и добавил, смягчив тон: – Джентльмены, прошу вас, не стоит играть с некоторыми темами. На Другой стороне началась Темная эпоха. И там на нас надеются. Отчаянно надеются.

Все пятеро на время замолчали, их взгляды блуждали в далеких воспоминаниях.

– Что там происходит, Крамер? – наконец отважился спросить Рэмси.

– Становится все холоднее и холоднее, – ответил Крамер. – Да и темнота уже стала беспросветной.

Все тихо охнули.

– Возможно, мы и вправду явились сюда слишком поздно, как только что сказал Хиггинс. – Глаза Мелфорда снова начали косить. – Наверное, что бы мы ни предприняли, толку от этого не будет.

– Пока еще есть надежда. По последним подсчетам, у нас осталось лет десять, – сообщил Крамер.

– Клянусь всеми потухшими солнцами, это означает конец! – ужаснулся Эйнджер. – Десять лет? Вряд ли за такое время можно что-то успеть.

– Успокойся, Эйнджер. Ты ведь знаешь: имеется в виду не наша гибель, а их… – сказал Крамер, сделав круг головой. – Ужасная агония нашего мира могла бы, пожалуй, растянуться еще на несколько десятилетий, но у них такого срока нет. А ведь они – единственный путь для бегства, на который мы должны рассчитывать. У нас есть десять лет, чтобы не дать им погибнуть. Иначе мы и сами будем обречены.

– А каковы результаты последних исследований: не появился ли шанс открыть другие порталы? – спросил Мелфорд.

– Никаких надежд, – ответил Крамер печально. – Боюсь, других порталов нам открыть не удастся. Этот мир – наше единственное спасение.

– И ему осталось всего десять лет жизни… – прошептал Эйнджер.

Крамер резко взметнул вверх руки – совсем как одалиска, сыплющая в танце розовые лепестки.

– Расчеты приблизительные, джентльмены, но погрешность не будет слишком большой, – уточнил он. – В нашем распоряжении десять лет, может, чуть больше, чтобы найти способ справиться с эпидемией, опустошающей этот мир, иначе произойдет катастрофа немыслимого масштаба. Короче, мы у себя на Другой стороне сейчас похожи на утопающего, чьи окоченевшие пальцы то и дело соскальзывают с доски, за которую он успел было ухватиться, – мы утонем в вечной пучине и забвении.