Феликс Пальма - Карта хаоса

Уэллс пожал плечами. На миг он даже вообразил, как Джейн тайком отвечает на письмо, им самим оставленное без ответа… Но нет… К тому же это не был почерк Джейн.

– Знаешь, что я думаю? – спросил Мюррей. Уэллс снова пожал плечами. – Почерк до невероятности неуклюжий, как будто кто-то весьма грубо пытался скрыть свой собственный, чтобы, допустим, потом иметь возможность отрицать такой альтруистический поступок.

Миллионер подмигнул Уэллсу, и это едва не разбудило в том прежние обиды, которые он с таким трудом похоронил. Однако писатель понадеялся, что загадочное недоразумение в конце концов как-то разрешится, и счел за лучшее сменить тему.

Неделю спустя, во время объявления о помолвке, Уэллс больше прочих гостей аплодировал жениху и невесте. Он привык к тем знакам любви, которыми обменивалась эта пара, и теперь, когда они обручились, сердце его возрадовалось. Мюррей и Эмма решили сыграть свадьбу в Лондоне, городе, пережившем марсианское нашествие. Однако дата свадьбы назначена не была – требовалось подождать, пока отец девушки поправится после падения с лошади. Несмотря на желание обоих завершить дело поскорее, приходилось терпеть до прибытия родителей Эммы из-за океана. Жених и невеста и без того нарушили слишком много правил, установленных традицией.

Жизнь тем не менее продолжалась, и Уэллс, простив Мюррея, начал испытывать что-то вроде умственного застоя, и это, как ни странно, принесло ему некоторое умиротворение. С тех пор как у него не было заклятого врага, писатель чувствовал себя на удивление спокойным. И если он не решался назвать это счастьем, то лишь из недоверия к однозначным определениям. Вскоре и работа пошла на лад, словно откликнувшись на его настроение. Далеко позади остались сумасбродные метания, свойственные начинающим писателям, когда Уэллс, чтобы выработать собственный стиль, со шпионской дотошностью вчитывался в книги любимых авторов и мечтал при этом сплести настолько необычный сюжет, чтобы он превзошел все, написанное когда-либо прежде. И у него неплохо получалось: критики с похвалой отзывались о силе воображения, питавшего как его творчество в целом, так и каждый роман в отдельности. Однако следует честно признать, что не всегда идеи новых сочинений Уэллса отличались оригинальностью. “Машина времени”, а также “Остров доктора Моро” и “Чудесное посещение” кое-чем были обязаны Джозефу Меррику  [22], более известному как Человек-слон. Их встреча состоялась в 1888 году и очень много дала Уэллсу. А “Война миров”… Если какой-нибудь из его романов имел странные и удивительные корни, то именно этот.

Сюжет ему подарил некий незнакомец, когда Уэллсу было всего пятнадцать лет и он томился от скуки в мануфактурной лавке в Саутси, куда его отправила мать, чтобы пристроить к делу, и каждый вечер после окончания работы парень спешил на набережную и, уставившись на черные воды реки, в отчаянии раздумывал, не лучше ли утопиться и таким образом обмануть ожидавшее его мрачное будущее. Возможно, это единственный путь к спасению. Именно в такой печальный вечер к нему подошел странный человек лет пятидесяти и заговорил, словно знал его лучше самых близких людей. Поначалу Уэллс отнесся к нему с недоверием, но они все же поговорили, и разговор их был коротким, но поразительным. Незнакомец рассказал юноше страшную историю о том, как марсиане завоевали Землю. Потом сообщил, что дарит сюжет ему. Если тот когда-нибудь станет писателем, в чем незнакомец почему-то не сомневался, он сможет положить историю про марсиан в основу романа. Но при одном условии: надо придумать финал подостойнее – чтобы он нес в себе надежду. Со временем предсказание незнакомца сбылось, Уэллс стал писателем и, напечатав пять романов, счел себя готовым выполнить совет, полученный семнадцать лет назад. Книга, на взгляд самого Уэллса, ему удалась. Но, как это случилось и с “Машиной времени”, публика не восприняла социальные идеи, скрытые в романе, и увидела в нем лишь чистую фантастику. Правда, Уэллса утешала мысль, что, если незнакомец с набережной еще жив и прочел роман, результат его, возможно, порадует.

Между тем поиск необычных сюжетов занимал Уэллса с каждым разом все меньше, и в последние месяцы он решил-таки резко сменить курс и отказаться от фантастических историй, хотя они и принесли ему завидный успех. Пора было обратиться к собственному жизненному опыту и собственным взглядам на окружающий мир. Теперь он худо-бедно завершил “ Любовь и мистер Люишем” и, практически не выплывая на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, принялся за “Киппса” – комический роман в стиле Диккенса с толпой забавных персонажей, занятых самыми обыденными делами. Как ему казалось, он нашел неиссякаемый источник для творчества. К тому же переезд в Сандгейт был, безусловно, удачной идеей: здесь за один день происходило больше событий, чем в Уорчестер-парке за неделю.

Таким образом пять месяцев спустя, когда стало более чем очевидно, что воздух Сандгейта благотворно действует на Джорджа в самых разных смыслах, они переехали в “Арнольд-хаус” – дом, расположенный дальше от моря, чем их прежнее жилье. Там их часто навещали Эмма с Мюрреем. Соседи, супруги Попхэм, рантье с изысканным вкусом и не обремененные делами, быстро сошлись с Уэллсами. Попхэмы много читали, поэтому с ними можно было беседовать о последних книжных новинках и любимых произведениях; кроме того, они увлекались спортом. Общими усилиями научили плавать и Мюррея, для чего закрепляли плот метрах в тридцати от берега и заставляли миллионера доплывать до него.

Совершенно неожиданно и без особых стараний с чьей-то стороны “Арнольд-хаус” превратился в центр бурлящего культурного мира, где устраивались встречи с лидерами фабианцев  [23]и обсуждались вопросы искусства и политики, хотя большое внимание уделялось также спорту, кулинарии и многим другим предметам, о которых можно было рассуждать как серьезно, так и в шутку. Поблизости жило немало писателей и философов, и, поскольку местные расстояния измерялись велосипедными прогулками, тотчас установились связи, скажем, с домом Бландов  [24]в Димчерче, куда тучами слетались литераторы, актеры, художники и прочие служители муз. Там устраивались долгие посиделки, которые порой заканчивались бурными спорами на разные темы, а те, в свою очередь, – партиями в бадминтон. Беседы и обсуждения перетекали в кутежи, и нередко они затягивались до двух-трех часов ночи. На следующий день, уже ближе к двенадцати, из спален выползали похожие на привидения похмельные гости и с жадностью накидывались на ставшую традиционной яичницу с беконом.

Уэллс, который благодаря успеху своих романов уже не испытывал, как прежде, нужды, мог позволить себе эту приятную и внешне даже беспечную жизнь, хотя и знал меру. Но больше всего он радовался, глядя на Мюррея и Эмму, – те отлично освоились в кружке его новых друзей и знакомых, и Уэллс даже чувствовал гордость, оттого что распахнул для них двери столь занятного мира, куда иначе они никогда не смогли бы попасть. Добавим – к чему отрицать? – что его самого приводила в восторг возможность появляться на этих сборищах в сопровождении знаменитого миллионера и представлять его как некую экзотическую птицу, пока присутствующие гадали, что же этих двоих связывает и насколько в действительности крепка их дружба. Случалось, что в разгар спора Уэллс вдруг на полуслове замолкал и с радостью наблюдал, как удачно Мюррей пускает в ход свою иронию, как умеет добиться, чтобы буквально через несколько минут все забыли про его особый статус миллионера, поскольку он с готовностью хватался за любую работу и помогал обрезать живую изгородь или таскать дрова.