Георгий Гуревич - Темпоград. Роман

На эти же самые стрелки смотрел он час назад.

А отсюда, изнутри, нельзя взглянуть на родной мир?

Лев прошел через портик под циферблатом, между Днем и Ночью. За дворцом-часами оказался широкий балкон, вынесенный на консоли. Перед ним была пустота. Не небо. Что-то темно-красное, зловещего даже оттенка. Так выглядит комната, освещенная углями, догорающими в печи.

Впрочем, это сравнение Льву не пришло в голову. Не видел он в своей жизни комнат, освещенных прогоревшей печкой.

Несколько темпоградцев, облокотившись на перила, рассматривали это зарево в бинокли, обмениваясь замечаниями: Лев стал рядом, но ничего не смог разобрать, хотя темно-красное занимало добрую четверть горизонта. Пятна потемнее, пятна посветлее.

- Забыли инфрабинокль? - посочувствовал сосед. - Я тоже забывал всегда, теперь из кармана не вынимаю. Возьмите мой.

Лев приложил к глазам окуляры. Зарево преобразилось. Размытые пятна приобрели цвет, не очень естественный, и очертания, квадратные и овальные. В квадратах виднелись чертежи, снимки, схемы - какие-то материалы демонстрировались для исследователей Темпограда. А в самом большом овале были люди, застывшие в странных позах, вариант немой сцены из «Ревизора». Один указывал на выход, другой, пожимая плечами, разводил руками. Дежурный, похожий на тоита, спускался с лестницы, собирался поставить ногу на пол. Помощница его разворачивала детский стульчик, лямка комбинезона падала с ее плеча. Коротышка в стульчике, растопырив ручки, старался удержать равновесие.

И никакого движения. Фигуры казались неживыми. Падал и не мог упасть на спинку стула вождь пастухов. Разворачивала на одном колесе, но так и не повернула стул женщина со спадающей лямкой. Дежурный держал и держал ногу на весу, никак не мог ее поставить.

По-видимому, провожающие задержались на вокзале, ожидая известия о благополучном прибытии Льва и Клактла в Темпоград.

И не блуждания по макету, превратившемуся в город, не любители, ожидающие тридцатый ход в партии, не часы, ставшие дворцом, а именно эта немая сцена убедила Льва, что в Темпограде все успеют, все сумеют. Ведь он выспался; позавтракал, поужинал, город посмотрел, пока в обыкновенном мире собирались уходить. Целую сценку рассмотрел во всех подробностях, а в Большом мире стул не сумели развернуть, так и держат на одном колесе.

Все сумеет Темпоград, все успеет.

23 мая. 19 часов 29 минут

«Уважаемый товарищ Январцев!

Вы очень нужны на совещании, посвященном проблемам планеты Той. Просим Вас прибыть в Малый зал Президиума Темпограда в 19 часов 29 минут 35 секунд…»

Лев был польщен чрезвычайно. «Вы очень нужны» - для XXI века это была форма самого почетного приглашения. «Вы нужны» - что может быть приятнее для человека. Так лестно: студент, юноша… и нужен Президиуму Темпограда!

И конечно, Лев не мог не улыбнуться скрупулезной точности темпоградцев. Начало совещания на 35-й секунде. Впрочем, подразумевались секунды общеземного времени, здесь каждая из них тянула на шесть минут. В шестиминутной точности ничего удивительного. Для измерения мгновений в лабораториях здесь существовала своя мера времени - квартинка - 1/360 доля земной секунды.

Итак, на 35-й секунде Лев стоял наготове со своей аппаратурой за стулом коротконогого Клактла.

Малый зал находился в одной из пристроек Дворца Часов, в круглой башенке. Во все стороны был обзор - и на парк, и на шпили башен верхнего яруса, и даже на красное зарево Большого мира. Надев инфраокуляры, можно было видеть, что Ван Тромп тянулся к кому-то с рукопожатием, тоит обрел равновесие в своем креслице, а дежурный, слезавший с лестницы, уже поставил обе ноги на пол, даже присел на корточки зачем-то.

Сам по себе Малый зал очень напоминал зал заседаний в Космограде, где та же проблема Тоя обсуждалась сегодня в полдень, вечность тому назад. Такой же круглый стол для семи решающих, такая же многоглазая машина «Скептик» за спиной у председателя, готовая разоблачить и довести до абсурда любую идею. И три ряда кресел для консультантов.

Лев вошел в этот зал со сложным настроением: торжественно-восторженно-почтительным. Так чувствует себя страстный болельщик, впервые попавший в общество звезд футбола: с тобой за одним столом тот самый непробиваемый вратарь, тот самый центр с пушечным ударом. Так чувствует себя молоденькая хористка, впервые в жизни выступающая на сцене с тем самым тенором, с той самой примадонной - предметами восхищения и зависти с детских лет. Для Льва, мечтающего об открытиях, чемпионами и примадоннами были эти самые миллионеры (подарившие человечеству миллионы часов ценной работы) - авторы монографий, патентов, законов и формул, которые полагалось учить наизусть: те самые Жерве, Катаяма, Агеликян, Бхакти, Остапенко, Мегмет Али, Стильфорд, Скрума, Гельмут Баумгольц, Хулио Вильянова и Анджей Ганцевич.

Лев жадно вглядывался в лица, не очень похожие на портреты в учебниках. Значит, этот рыхловатый старик, брезгливо поджимающий губы, и есть знаменитый Баумгольц, вице-президент Т-града, автор трехтомной «Элементарной физики». А черненький, щупленький, оживленно размахивающий руками - Вильянова - главный конструктор Т-града, чудо-инженер. Левша XXI века. Какие выразительные у него руки с длиннющими пальцами - руки музыканта-виртуоза, руки мима! А тот флегматичный, развалившийся в кресле большеногий великан с белесыми, почти седыми волосами и бледно-голубыми невыразительными сонными глазами - это и есть Анджей Ганцевич - самый безумный из безумных физиков XXI века, автор уравнений виброполя, таких сложных, что в вузовских учебниках они даются мелким шрифтом, в сносках, только для самых знающих студентов.

И о чем же говорят между собой эти корифеи мудрости? Лев прислушался. Не хотелось пропустить ни одного слова.

О пыли говорили. О том, что пыльно на нижних ярусах. Не только квартиры надо вынести оттуда, но и лаборатории. Как-никак в лабораториях проводишь рабочий день, несколько часов дышишь пылью.

Еще о бюро № 16: стоит или не стоит отдавать туда автомат 2214-СТ?

Еще о том, вытесняют ли мемуары роман. И могут ли мемуары быть объективными? Способен ли человек сам о себе рассказать без прикрас и умолчаний, или же инстинктивно будет себя оправдывать, выставлять в самом выгодном свете?

О гипертонии. Так и не научились лечить ее. О болях, ползущих из сердца в левое плечо.

Анджея поддразнивали за то, что некая Жужа не с ним танцевала вчера.

- Какая же женщина пойдет танцевать с ботинками номер 49! - хохотал Вильянова. - Анджей один раз наступит на ногу и оставит калекой на всю жизнь.

А тот, снисходительно ухмыляясь, отмахивался: «Смейтесь, смейтесь, а танцевать пойдет со мной».