Владислав Покровский - Курьер. Книга первая [СИ]

Я потихоньку отступал от него, всем нутром чувствуя, что пора давать дёру…

— Ты разбудил Большого Рекса!!! — заорал наёмник дурным голосом, взвыл так, что меня пробрало аж до самых пяток, и вдруг прыгнул на меня.

Я ещё никогда не видел, чтобы человек смог прыгнуть на семь-восемь метров без всякого допинга, приспособлений или простого пинка под зад. Наверное, сумасшедшие могут…

Земля вздрогнула совсем близко…

И тут из-за невысоких деревьев, со страшным треском переломав их, высунулась здоровенная морда гигантского тираннозавра и играючи схватила наёмника за ноги в прыжке. У меня глаза полезли на лоб.

Поймав добычу, морда резко повернулась и звучно хрястнула наёмником о ближайшее дерево, переломав ему все кости. Понятно, это называется отбивная…

Две вещи я с тех пор помню очень хорошо. Как наяву я и по сей день вижу вытаращенные глаза и раскрытый в беззвучном крике рот сумасшедшего наёмника, пять лет скрывавшегося в тех джунглях и дожидавшегося меня, хоронившего напарников одного за другим — а я уверен был, что дело не ограничится той шестёркой! — и жившего одной лишь мыслью: как бы добраться до меня — мыслью, которая постепенно свела его с ума. Второе, что я запомнил накрепко, так это тот мой сумасшедший бег, когда я первый и последний раз в жизни побил собственный рекорд скорости, благо до точки перехода было недалеко, а уж гулкий бег и мерное рыканье бегущего за мной тираннозавра здорово прибавляло прыти и адреналина и побуждало на подвиги, вроде прыганья по веткам деревьев, прыжков над пропастями и прочим. Потом в мою жизнь как всегда неожиданно ворвалась явившаяся неизвестно откуда Шела, и я забыл обо всём на свете… В том числе и о том, что сам хотел её отыскать…

Лишь как-то раз, обдумывая её неожиданный и оттого вдвойне приятный приход, а потом и уход через пару недель под покровом ночи, за чашечкой настоящего душистого ароматного чая, специально по моему заказу доставляемого с Земли с одной из тамошних элитных высокогорных плантаций, я вдруг вспомнил ни с того ни с сего уроки истории. Помнится, в конце 20-го — начале 21-го века учёные-палеонтологи писались от восторга, изучая и разглядывая идеально круглое отверстие в черепе динозавра и след ботинка на куске чего-то окаменелого… Ну что ж, было дело, перестарался, видать… Или не я тому виной, а бродивший в тех джунглях пять лет наёмник? Правда, вот падение астероида меня смущало и связанное с ним вымирание динозавров. С другой стороны я и не знал, что, когда гибнет главный член отряда наёмников или просто выбранный боец, на место гибели с орбиты падает здоровенный астероид, чтобы, дескать, ни наших, ни ваших… Не знал я про эти их меры "последнего шанса", а иначе бы… А хотя, что иначе? Ну вымерли динозавры… А пусть виновного найдут! Не я ж того наёмника хватал за ноги.

Я поставил чашку чая на столик и с наслаждением откинулся в кресле. Все синяки давно прошли, вместе с Шелой мы промотали почти все честным трудом заработанные кредиты, пора было за ум браться. За ум да за дело… Хватит отдыхать.

Завтра на работу!

Назойливое присутствие смерти, вечно крутившейся вокруг меня, как кот возле миски сметаны и молока, я ощущал всю свою жизнь… Точнее ту её часть, которая была связана с этой уже набившей оскомину работой. Забавно, почему я, сын одного из королей галактической торговой империи, должен вообще работать?! Отец, впрочем, говорит, что трудности закаляют характер. Ну что ж, мой они однозначно закалили, ведь до этой работы я просто был лучшим, сейчас же я лучший из лучших. Я знаю свои силы и трезво оцениваю свои возможности, в отличие от тех олухов, что окружают меня и по ошибке считаются моими коллегами, они олухи, недотёпы, недоделки, они просто люди, а я гордо именую себя Человек; положение лучшего из лучших обязывает — я давно научился без боязни смотреть смерти в лицо, здороваться с ней как со старым приятелем, она привыкла ко мне, поняла, что достать меня не сможет никогда, ведь я лучший! И вот теперь новый заказ, новая работа, и снова смерть дышит мне в спину, за жалкие три тысячи кредитов я должен прыгать, бегать и скакать, унижаться, плевать на свою гордость, работать… Фу, от одного этого слова меня бросает в дрожь. Я, наследник миллиардов кредитов и тысяч заводов и всего-всего, вынужден уродоваться за жалкие подачки от этой старой крысы и перекачанного имбицила по имени Аластор Грэй (какое мерзкое имя!), а также играть со смертью в шашечки… Но ничего, я потерплю, будем считать, что я привык.

Хм, интересно, мне кажется или это действительно так: почему-то именно сегодня смрадное дыхание смерти раздаётся как-то уж слишком близко, настолько близко, что волосы у меня против желания встают дыбом от столь неприятного соседства; я не боюсь её, я люблю с ней поиграть, но бедный мой инстинкт самосохранения. Эх, смерть, смерть… Неужто ты устала ждать, когда я к тебе приду, и сегодня решила сыграть ва-банк? Ну давай, давай… Мой ход первым, я играю сегодня белыми, и я хожу…

На бегу не больно-то пофилософствуешь, всё внимание на то, куда ставишь ногу, что за местность впереди, на контроль дыхания и прочая, прочая… Погнался за умной мыслью, и вот ты уже прозевал малейший выступ, не рассчитал угол наклона и не учёл скольжение, и… Финита ля комедиа! Но!.. Я не такой! Я лучший! И не побоюсь это с гордостью повторить ещё раз и ещё: я лучший из всего того космического разнопланетного быдла, что собралось под крылышком у старого мудака Капитошкина. Я по праву считаю себя лучшим, потому что…

Получай, гад!

Взмах кулаком, и смерть падает… Больше не поднимется! Ведь я лучший!

Забавно, в этот раз смерть принарядилась: чёрный костюм, туфли, судя по виду, кожаные, белоснежная рубашка, галстук, очки чёрные. Красавец…

Ещё один! Впереди, метрах в пяти! И уже целится в меня из пистолета…

Я мощно отталкиваюсь от пола, по инерции пробегаю по стене, хватаюсь рукой за незаметный крюк, вбитый в потолок, видать на нём раньше висела люстра, и…

Удар!

Удар с разворота ногой в грудь — это красиво… Смерть со всхлипыванием оседает, а я уже отталкиваюсь от груди этого чёрного таракана и перепрыгиваю через него, лечу спиной вперёд, в неизвестность, и разум тихо верещит от страха, а тело сладко ноет в предчувствии столкновения и грядущей за ним боли. Ох уж этот маленький паникёр разум…

Треск и звон… Симпатичная мешанина звуков ломающейся рамы и бьющегося стекла. Я лечу… спиной вперёд… в неизвестность…

Глаза увидели, и разум молниеносно отреагировал — моя рука выстрелила и намертво вцепилась в остатки рамы, которые едва держатся на честном слове и парочке ржавых гвоздей. Я как паук прилепился к стене дома на высоте десятого этажа, а внизу летят, кувыркаясь и переворачиваясь, осколки стекла, я зачарованно смотрю на них… Я всей душой с ними… Ведь они такие же блестящие… Как и я.