Владислав Покровский - Курьер

- Ты совсем обнаглел, Преображенский, - вздохнул Капитошкин. - Может тебе ещё отпуск с двойной ставкой предоставить?

- Был бы рад, - осторожно ответил я, зная, что у Старика собственные представления об отпусках и отгулах - по его глубочайше обоснованному всеми несуществующими законами на свете мнению работник должен боготворить работодателя за то, что тот даёт ему возможность на себя работать, а потому отпуск - это уже достаточная награда за его труд, который практически даже можно и не оплачивать.

- Ты всегда всему рад, - обвиняющим тоном заявил этот "громозека". - И выключи, наконец, это дурацкое звуковое сопровождение, я и так знаю, что ты всю ночь дрых как коней продавши.

Подумав немного, я решил не рисковать и послал мысленную команду ЭлИн, чтобы она отключила звуковую матрицу, твёрдо решив для себя, что за эту отповедь я Старику ещё подлостей в носки накидаю.

"Чтоб к тебе в гости все родственники сразу нагрянули, - прорычал я мысленно, - чаю не дают попить спокойно. Изверг...".

- Андрей, ты помнишь, надеюсь, что сегодня важная встреча? - спросил Капитошкин чуть спокойнее.

"Восемь", - вздохнул я, мысленно подсчитав количество его вчерашних напоминаний.

- Конечно, помню, Зизольдий Гурабанович, - ответил я как на присяге, которую в жизни никогда не давал. - Я уже, можно сказать, при полном параде...

- Вот только попробуй заявиться сегодня на фирму как обычно: в куртке, рубашке и штанах спортивных! - рыкнул он строго. - Чтоб действительно при параде был!

- Зизольдий Гурабанович, ну вы ко мне совсем как к малому дитяти, - обиделся я. - Чай не лаптем щи хлебаем, чай соображаем, что к чему.

- На это и надеюсь, - сказал как отрезал. - Ладно, собирайся, я тебя жду на фирме через час.

- Как через час?! - задохнулся я. - Встреча ведь через два с половиной часа!

- Да, - подтвердил Старик, - но я тебя жду через час. Мне, прости, так спокойнее будет.

- И это не обговаривается и не обсуждается, - добавил он как раз в тот момент, когда я хотел высказаться в свою защиту. - До связи, Преображенский. Жду тебя на фирме через час, - повторил он, будто издеваясь, после чего отключился.

От негодования я вспомнил весь свой богатейший словарный запас нецензурной лексики, начатый ещё во времена Великой Зимы, как окрестили позже те жуткие холода, и до сих пор ещё не оконченный. Фразы и слова с языка срывались и простые, и витиеватые, я помянул всю родню Капитошкина, описал все их наклонности и характеры, после чего умолк и с минуту сосредоточенно сопел, стараясь придумать что-нибудь новенькое, потому как чувствовал, что набором из более чем десяти тысяч ругательств я всё накипевшее в душе не опишу, а то что опишу, будет слабым и тусклым оттенком картины, щедро разбавленным водой.

Рука моя сама собой коснулась чашки с чаем, я залпом допил остатки, каждый раз чувствуя, что последующие глотки по вкусу отличаются от предыдущих, после чего глубоко вдохнул и закрыл глаза, потихоньку выдыхая через нос и очищая дух и разум от негатива. Через несколько секунд в голове посветлело, я испытал покой и благоговейный трепет перед силой жизни, встряхнулся, сбрасывая оцепенение, и стал прибираться. Тарелки я сгрёб и сунул в раковину, туда же угодила чашка с заварником, коробку с чаем я предусмотрительно заныкал ещё подальше, уже в другое место, памятуя, что Шела иногда будто бы невзначай умудряется даже читать мои мысли.

Протерев поверхность стола салфеткой, я активировал духовой шкаф и перевёл его в режим самоочистки, после чего приподнял кухонное полотенце и нажал на один из символов сенсорной панели управления роботами кухни, которая скрывалась под ним. Дело всего утра было выполнено, генеральная цель поставлена и достигнута, можно было бы часик поваляться пузом кверху, слушая новости Системы - чудаки, они считают свой невинный лепет новостями! Ха! - или, например, окунуться в затягивающие волны классической музыки, но... Меня ждали уже через час, вдобавок следовало отыскать в дремучих дебрях наших с Шелой шкафов костюм, а-то действительно как-то неудобно будет показываться перед нашим локальным господом богом в простенькой хоть и фирменной рубашке с короткими рукавами, штанах и лёгкой куртке поверх всего. Как я ни не любил костюмы, а всё равно надо было приодеться. Авось, себя зауважаю, когда в зеркале представительного джентльмена увижу.

- Помнишь, как это было?

- Конечно, помню...

- Не хочешь повторить?

- Знаешь, пожалуй нет... Не стоит портить романтику того раза попытками повторить и воплотить её в тех же движениях, взгляде, мыслях... Мне кажется, что это убивает чувственную сторону воспоминаний о тех событиях, оставляя лишь простые грубые факты.

- А я бы, наверное, хотела это повторить, - бормочет она тихо, прижимаясь к моему боку и оплетая руками шею.

- Зачем, если можно попробовать обставить это по-другому? На что нам воображение дано?

- Вряд ли у нас хватит пороху на вторую такую ночь...

- Ты плохо меня знаешь, - возражаю ей. - А оттого плохо представляешь весь потенциал моего могучего интеллекта, который может завести в такие дебри, откуда даже нашему дуэту вроде Бонни и Клайда выбраться будет несколько затруднительно...

- Какой ты разговорчивый, - в который раз с каким-то загадочным вздохом констатирует она. - В той ситуации, где всем хватило бы одного-двух слов, ты не успокаиваешься, пока не обрисуешь все стороны и нюансы. Откуда это в тебе?

- Ты уже спрашивала, а я уже отвечал, - говорю я спокойно, поглаживая её рукой по волосам и глядя за игрой и подмигиванием звёзд на ночном небе.

- Я помню, - шепчет она чуть слышно. - Но ты всегда отвечал в шутку, пряча настоящую причину за горой ненужных добавочных сведений. Скажи сейчас честно и откровенно и, если можно, кратко, пожалуйста, в чём причина твоей многословной манеры высказываться и изъясняться?

"Ничего у себе у меня многословная манера говорить, - удивляюсь я мысленно. - Сама-то эвон как высказалась...".

- Кратко не получится, - отвечаю я, зная, что говорю. - Не в моих привычках изъясняться кратко. Раньше - да, приходилось, но сейчас... Наверное, самый краткий ответ таков: моя многословность вызвана стремлением отличаться от подавляющего большинства людей, стремлением выделиться. Но это лишь один из множества ответов, потому как не только в этом моём желании причина.

- А почему ты спрашиваешь? - замечаю я, помолчав немного, и смотрю на неё из-под полуопущенных ресниц боковым взглядом.

- Просто никогда не могла этого понять, - вздыхает она и щекочет мне кончиками пальцев грудь. - Ты и без этой своей говорливости отличаешься от большинства мужчин, уж это я вижу хорошо, иногда даже слишком хорошо. Ты как будто из другого измерения, из другого времени... Какой-то... универсальный солдат, - медленно произносит она, с трудом облекая ясные и понятные мысли неуклюжими словами, я это знаю: почему-то всегда тяжело облечь в слова то, что так ясно горит в голове, а потом ещё и донести до собеседника. - Откуда это в тебе, Андрей?