Леся Яровова - Русская фантастика – 2018. Том 2

– Книга обольстила множество мужчин!.. Утречком я поговорю со своей бабушкой Тарасией. Она много лет назад встречалась с человеком, играющим с этой шлюхой… Андрей, ты приходи ко мне завтра днём, вместе с ней. Андрей?!..

– Понёс меня чёрт к Барину на пикник! – апатично произнес Бутербродов. Он проглотил тошноту, вдохнул и выдохнул. Чуть полегчало.

– Ты сказал, к Барину? – заинтересовалась тётка Агафья.

– Мой друг. А что?

Сей резонный вопрос был резонно проигнорирован. Гадалка вдруг вышла в соседнюю комнату и вернулась оттуда со стаканом тёмно-зелёного зелья.

– Выпей. Это на сутки сконцентрирует твою волю.

Доктор с опаской понюхал, отпил глоток.

– Фу, ну и горечь!

Усилием воли допил. Отёр губы. Вымолвил возбужденно:

– Книга вообще необычная. Читать могу только я. Берёшь её в руки и… как будто в раю. Так и тянет ею насладиться… совершить обряд во имя Её, чёрт возьми! Такое чувство возникает… – Андрей щёлкнул пальцами. – Будто книга – лучший друг!

– Иди. Не забудь про сухую газету и раствор чеснока, базилика, укропа.

– В каких пропорциях?

– Два к одному чеснока.

Андрей Васильевич вновь поднялся, подошел к выходу. Замявшись, выпалил:

– А всё-таки, что такое неразменный рубль?.. Чисто из любопытства спрашиваю. Не смогу уснуть, буду думать…

Каждое мгновение жизни уникально, не похоже ни на какое иное. Как нельзя повторить свою же улыбку точь-в-точь, так нельзя и клонировать мгновение. Неразменный рубль из той же оперы… Тётка усмехнулась:

– Деньга такая. На неё хоть весь мир можно купить.

– Да ладно! Один рубль?

– Один-то один, да непростой… – Ворожея отдёрнула занавеску, мельком глянула в окно. – Даёшь этот рупь продавцу, а тому кажется, что ты заплатил кучу денег. Хоть что продаст тебе, да ещё сдачу отсчитает, сколько скажешь. А потом человек отходит, хлоп по карману, а рупь опять там. И так до бесконечности.

– Класс! – не удержался Бутербродов. – А вы сами его видели?

– Неразменный рупь никто не видел. А кто видел, тот не скажет.

Тётка Агафья шлёпнула ладонью по столу, подняла мёртвого таракана. Кинула тельце в огонь русской печи. Раздался пронзительный вопль, запахло горелой человеческой кожей.

– Лазутчик, – ответила Агафья на невысказанный вопрос, не уточнив, правда, чей. – Прошу, Андрей, будь осторожнее. С Богом!

– До свидания…

Ночь – самое вкусное время суток. И самое опасное. Врач быстренько шёл по узкой пустынной улочке, возвращаясь от тётки Агафьи. Над головой раскрытый зонтик, опять моросил дождь. До родного домика осталось полсотни метров, когда впереди засверкали фары, приближаясь с хорошей скоростью. Бутербродов попытался прыгнуть в сторонку, на обочину, но ступню мёртвой хваткой засосала липкая грязь.

Доктор дёрнул ногой и упал, изо всех сил потянул на себя колено обеими руками. Ступня стала вылезать из липких грязевых тисков, Джип надвигался с рёвом.

– Не успел, сука! – натужно крикнул Бутербродов. Джип резво промчался мимо, переехав левую голень. Доктор потерял сознание.

– Пришёл в себя, молодца! – услышал Бутербродов жизнерадостный голос.

Гинеколог открыл осовелые глаза и увидел вокруг незатейливый интерьер одноместной больничной палаты. Возле его кровати на табурете сидел человек в зелёной спецодежде врача.

– Как себя чувствуешь, Андрей Васильевич?

– Голова кружится, слабость… и ногу тянет, – гинеколог попытался подтянуться выше на кровати, чтобы сесть, и же скрипнул зубами от тянущей боли. – Чёрт!

Дежурный врач споро поправил подушку, заметил успокаивающе:

– Потише, Андрей Васильевич, у тебя связки разорваны на голени.

Разорванные мышцы – это не то же самое, что сломанная кость, об этом знают даже гинекологи. Впрочем, это и не сломанный каблук, что тоже верно.

– Когда операция? – спросила жертва аварии.

– Завтра. Из отпуска выходит Бумажкин, сошьёт в лучшем виде.

– А сам, Николай Николаевич?

– Я лишь анестезиолог, – замялся врач. – Могу, конечно, твою ногу заштопать, но… сложную операцию пусть лучше проводит хирург. Ты ведь не хочешь хромать?

– Завтра будет слишком поздно, – огорошил пациент. – Мне надо максимум утром из больницы свалить!

– Чего-о-о-о? – врач оторопел, а потом рассмеялся. – После операции тебе тут валяться неделю. А потом ещё неделю ходить с палочкой. Больничный тебе нарисую в лучшем виде, даже не сомневайся!

Жизнь невероятно мстительна. Самое прикольное, что зачастую она мстит без причины. Опять же, был бы повод, а статья найдется. Бессмертных людей нет. Как (однако) и безгрешных. Андрей Васильевич, разрываемый противоречивыми мыслями, глянул на наручные часы и увидел, что часов на руке нет.

– Сколько время, Николай Николаевич? – спросил он кротко.

– Шесть часов вечера.

– Шесть часов ве… Не может быть! – поразился Бутербродов. – Кретин переехал меня, когда время подходило к восьми.

– Верно. Но это было вчера. Ты почти сутки был в отключке.

– Сутки?!

– Ага. Я принесу твой мобильник. Ну, и часы… Атрибуты в моём сейфе. Могу предоставить и медсестру на выбор, чего они все в тебя так влюблены, а?..

Врач ухарски подмигнул.

Дружба – это тяжелый труд, как отдых или собственные дети. Тебе всегда нужно таскать куда-то своё тело, проявлять заботу вопреки настроению, поддерживать, опекать, оберегать… А ещё мчаться на помощь по собственной инициативе, без сторонних просьб. Халюкин и Барин нежданно проявились в палате, затоптались на порожке.

– Вы кто такие и как прошли? – встрепенулся анестезиолог. – Я же приказал, чтобы никого…

Халюкин официальным тоном заявил:

– Я, как заместитель прокурора, должен снять показания с потерпевшего. А как верный друг, принес Андрею Васильевичу гостинец.

Одной рукою он сунул врачу под нос «корочки», а другой тряхнул пакетиком с «продуктовым набором для больного».

Для врача при исполнении существует только пациент. Все остальные – это враги, которых надо безжалостно посылать подальше. Тупая полиция, надоедливые родственники, любимые домашние животные, ангелы жизни и смерти… – всё едино.

– Андрей Васильевич ещё слишком слаб, он потерял кровь. Необходим покой, чтобы набраться сил. – Врач воинственно надвинулся на пришельцев, расправил сутулые плечи. – Можете оставить свои апельсины и уходите.

Пока ты не настроил лыжи к Господу, ты можешь воздействовать на окружающий тебя мир, по-крайней мере, в лице особо ретивых коллег…

– Николай Николаевич, пусть ребята посидят со мной? – смиренно воззвал Бутербродов. – Ближе этих людей у меня нет, отвечаю.

Анестезиолог вспомнил, что воспаление яичников его тёща лечит у единственного в городке гинеколога. Весомый аргумент, чтобы нарушить регламент, ведь это не клятва Гиппократа, в конце-то концов.