Юрий Иванов - На суше и на море. 1974. Выпуск 14

Свою лодку я все-таки вытащил на берег, выбил из нее лед, и, когда выпал тихий день, медленно поплыл вдоль берега. Порой я разгонял лодку, брал весло и осторожно проводил им по колокольчикам-льдинкам. И льдинки оживали…

«Динь-динь, тинь-тинь» — чуть испуганно раздавалось следом за мной… И тут, рядом с ледяными колокольчиками, раздался другой звук, неожиданный и по-летнему громкий, — плеск крупной рыбы.

Плеск повторился. Я обернулся и увидел круги, мелко и медленно расходившиеся по тяжелой морозной воде. И тут же у самой лодки мелькнул иссиня-белый бок большой рыбины. Мелькнул хвост. Узкий и сильный, хвост разрезал воду и, отвалив в сторону половину волны, пустил по заливу новый круг.

Брызги упали на тростник, хотели скатиться обратно в воду, но тут же потемнели и остались заледенелыми каплями.

Новый резкий выворот хвоста, новая волна, новые брызги метнулись тяжело в сторону и замерзли на тростниковых столбиках, поймав скупую зимнюю радугу…

Можно было верить и не верить своим глазам: сиги играли у самого берега, недалеко от нашей избушки. Я сидел в лодке, видел эту сказку и уже точно знал, что на будущий год обязательно вернусь к сигам…

Об авторе

Онегов Анатолий Сергеевич. Родился в 1934 году в Москве. Окончил Московский авиационный институт имени Орджоникидзе и два курса биолого-почвенного факультета МГУ. С 1965 года занимается природоведением и литературным трудом. Член профессионального комитета литераторов при издательстве «Советский писатель». Автор многих очерков и рассказов в различных научно-художественных и научно-популярных журналах. Автор периодической передачи Всесоюзного радио «Школа юннатов». Им опубликованы книги: «Я живу в Заонежской тайге», «Избушка на озере», «Детский сад». Как автор текста принимал участие в создании альбома «Кижи» (издательство «Аврора»). В нашем сборнике выступает второй раз. В настоящее время работает над книгой о природе Карелии.

Очерк

Заставка М. Худатова

За окном нарядной, отделанной резным темным деревом гостиной премьер-министра росло манговое дерево. Из густой его кроны на тонких, как проволока, зеленых стеблях свисали крупные овальные плоды. Солнце жгло их, и те, что висели на самых концах ветвей, охваченные со всех сторон тропическим жаром, начали созревать, становясь оранжево-кирпичными и тугими от сока. Остров, на котором росло это дерево, лежал среди просторов Индийского океана. Треть его населения составляли креолы — потомки африканцев, вывезенных рабовладельцами с материка. Прошли столетия, представители различных африканских племен смешались, в их жилы влилась французская кровь. Они потеряли родные речения и говорят теперь на диалекте, состоящем из множества языков, нанизавшихся на французскую основу, тоже претерпевшую изменения. Две трети населения — индийцы, китайцы и пакистанцы. Мой первый знакомый островитянин оказался выходцем из Пакистана.

Мы познакомились с ним еще на аэродроме в Дар-эс-Саламе, ожидая, пока самолет подготовят к полету над океаном. Рядом со мной сидел сухощавый, замкнуто-сдержанный человек. Его лицо и вся поза выражали какую-то особую терпеливость. Как впоследствии мне стало известно, на остров Маврикий когда-то приехали его предки, гонимые голодом, да так и остались там, положив начало поколениям пакистанцев-островитян. Возможно, голодное существование многих из них оставило печать на внешности островитянина, приучило скрывать свои чувства. Но глаза его горели, как угли, заставляя догадываться об огне, бушующем в сердце этого темнокожего человека.

— Как долго готовят самолет, — сказала я, устав от жары и суеты аэродрома.

— Путь дальний и опасный. Внизу вода. Если случится поломка, сесть негде. — Сосед покосился на меня, словно сожалея о сказанном.

— Компания, надеюсь, выплачивает страховку?.. — в шутку спросила я.

— Да, конечно, — без улыбки ответил он. — А вы на Маврикий или дальше?

— На остров. Я слышала, там красиво…

И тогда он заговорил о Маврикии.

— Этот остров — порог между Африкой и Индией. Каждый, кто пересекает Индийский океан по воздуху или по воде, обязательно бывает на нашей земле. Все самолеты садятся в Плезанс — так называется аэродром. А корабли пристают в Порт-Луи в большой глубоководной гавани. Город у самой воды — столица Маврикия.

А потом, когда мы уже летели над океаном, маврикиец (он оказался учителем, возвращавшимся с какого-то симпозиума) под мерное, приглушенное гудение моторов рассказал о том, что остров в начале шестнадцатого столетия был обнаружен арабами и нанесен на карты. Несколько позже его захватили голландцы, они завезли сюда первых рабов.

В давние времена — дат островитянин не знал — эта земля принадлежала корсарам. Их не интересовало ни плодородие почвы, ни черное дерево, которым были покрыты долины и горы. Морских разбойников привлекала уединенность острова. Скалы служили наблюдательными пунктами. В ущельях пираты хранили сокровища. Тенистые рощи, прозрачные ручейки, вечное лето — все это, конечно, нравилось и корсарам. Но главное для них было в другом: подводные рифы, окружавшие остров, преграждали вход в гавань преследовавшим их кораблям. Они разбивались на рифах и становились добычей морских разбойников.

В те времена скитавшийся по морям путешественник-португалец обнаружил однажды среди океана группу живописных необитаемых островов. Он обследовал этот архипелаг и подарил ему имя, оставшееся и доныне на географической карте, — Маскаренские острова. Португальца звали Маскаренья.

Потом на этих широтах появились голландцы. Маленькая страна, обладавшая флотом, шарила в те времена по миру, прибирая к рукам многие земли. Захватила она и остров. Он был назван Маврикием, в честь принца Морица Оранского — штатгальтера нидерландского, прославившегося успешной войной с Испанией.

Это время было началом рабовладельческого периода на Маврикии, и первым торговцем живым товаром стал некий Ван дер Стельм.

То, что рассказывал островитянин, было одной из бесчисленных трагедий многовековой истории рабства: голландец обманом заманил свои жертвы в лавку мадагаскарского мясника. Там их связали и ночью переправили на корабль. В трюмах они лежали «как шпроты в банке». Большая часть людей задохнулась, погибла от жажды. Немногие оставшиеся в живых и начали на острове ту тяжелую работу, результаты которой поражают каждого прибывающего на остров иностранца.