Александр Казанцев - Фаэты. Рассказы о необыкновенном

Порыв ветра рванул наши плащи, сделанные из еще пока грубой ткани, появившейся у инков. Он продолжал:

- Мудрый Нот Кри объяснил Тиу Хаунаку, что причина кроется в самой крови людей, в которой таится сердце ягуара.

- Нот Кри придает излишнее значение наследственности. Долг инков так воспитать своих детей, чтобы сердце ягуара не просыпалось в них Сестра Кон-Тики Ива все силы отдает такому воспитанию.

- Как ни приручай ягуара, он все равно будет смотреть в лес. Что больше любви и преданности может дать воспитание? И все же девушка Шочикетсаль предала и тех, кого любила, и даже свой народ, едва сердце ягуара проснулось в ней.

В черной туче над морем сверкнула молния. Донесся раскат грома.

- Почему Тиу Хаунак бередит свежие раны друзей?

- Потому что он с тревогой и болью услышал слова Нота Кри о скором возвращении мариан на родную планету.

Корабль Гиго Ганта с надутыми парусами спешил укрыться в бухте от начинающегося шторма за уходящей в море недавно построенной защитной каменной стеной.

- Разве сыны Солнца не научили людей основам добра, знания и справедливости?- спросил я.

- Этого мало,- с необычной резкостью ответил Тиу Хаунак. - Миссия Разума никогда не должна закончиться.

- Пришельцы смертны,- напомнил я.

- Все бессмертны в своем потомстве,- возразил Тиу.- Если Кон-Тики женится на Эре Луа, или Нот Кри на Каре Яр, или же Гиго Гант на Иве Тихой, то любая эта чета может остаться с инками, дав им в правители своих детей, в крови которых не будет крупинок сердца ягуара.

Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра Луа! Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!…

Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр, хотя она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.

А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом со мной?

Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что-нибудь, а вопреки. Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному, которому готовы простить все его недостатки.

Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и его старшей дочерью Имой,заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в одном из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.

Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его на пол:

- Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к костру Хигучака, сейчас открыла двери смерти.

Я вскочил, недоуменно смотря на него.

- Ничто не спасет Эру Луа, - продолжал он, топча свое перышко.

Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр хлопотали около Эры Луа.

Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то, что не могла сказать словами.

- Сок гаямачи,- указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного рта Эры Луа.

Я заметил красноватую пену, словно она до крови закусила губы.

- Сок гаямачи,- твердил Хигучак. - Конец всего живого.

И тут вбежала Има и упала к ногам отца. Тот схватил ее за золотистые волосы.

- Тиу Хаунак рядом со смертью, - произнесла она.

- Сок гаямачи? - свирепо спросил отец.

- Сок гаямачи, - покорно ответила девушка. Отец выхватил из-за пояса боевой топор.

- Тиу Хаунак! Нет, нет! - твердила Има.

Я стоял на коленях перед ложем Эры Луа и держал ее руку. Ива, приставив к ее плечу баллончик высокого давления, впрыскивала ей через поры кожи лекарство. Но ведь от сока гаямачи не было противоядия!

Кара Яр помчалась с другим таким же баллончиком к Тиу Хаунаку.

Има посмотрела на нас с Эрой Луа и завыла раненым зверем.

Я оглянулся на нее. Внезапное просветление помогло мне понять все… Как же я был слеп! Прав был бедный Тиу Хаунак, сказав мне, что я, «первый инка», все же не знаю людей!…

Много позже я попытался разобраться в чувствах и мыслях Имы Хигучак.

Чуткая на глухих тропках, с верным глазом и сильной рукой, не знавшей промаха при метании копья, с простодушным сердцем пришла она из леса в Город Солнца.

Дочери Солнца научили ее многому, даже умению изображать слова в виде знаков на камне или дереве, хотя произносить слова ей было куда проще и приятнее.

С рождения она уважала силу, ловкость,отвагу. Ее воспитание было похоже на то, которое дает самка ягуара своим детенышам.

Ей непонятны были рассуждения сынов Солнца о доброте, но она ценила сделанное ей добро.

Когда отец и мать стали выращивать кукурузу, она лишь пожала плечами, оправив на себе пятнистую шкуру. Охота в лесу казалась ей занятием более достойным, чем копание в земле и выращивание из травы кустарника.

Има чувствовала себя в лесу не женщиной, а мужчиной. Не всякий воин мог соперничать с ней в быстроте бега, ловкости и точности удара копьем, умении читать следы у водопоя. И она болезненно переживала, что мужчины ее племени не желали признать ее равной себе, считали, что и она должна стать обычной женой, матерью, рабой своего мужа.

И вот такой девушке повстречался белокожий бородач, безмятежно уснувший на пороге ее хижины, не остерегаясь копья. Он сразу покорил Иму тем, что признал в ней Великую Охотницу, во всем равную мужчинам. А потом, когда ему подчинился отец и стали повиноваться все кагарачи, она увлеклась им.

Она гордилась им, никого не унизившим, равным со всеми: и с мужчинами, и с женщинами, даже со сгорбленной Киченой. Он был необыкновенен в ее представлении. Недаром он сумел научить людей строить каменные шалаши, работая вместе со всеми, поднимая камни или взрыхляя землю. Он сумел изгнать голод из племени, потом присоединил к кагарачам другие народы, не пуская в ход копья. Но главное, у него были мягкие и светлые вьющиеся волосы, в которые хотелось запустить пальцы, и голубые глаза, отражавшие само небо.

Пришелец не выделял Иму среди других, но она всей силой своего простодушного сердца полюбила бородатого сына Солнца.

С наивной простотой охотника она решила «добыть» пришельца, но если нужно, отстоять его с копьем.

И она пришла вместе с отцом в новый дом сынов Солнца, чтобы помогать им жить. Если они, как робкие олени, не умеют есть мясо, которое она достала бы им в лесу, она соберет им сытных кореньев и сладких стеблей.

Чтобы привлечь к себе внимание бородатого пришельца, Има сменила пятнистую шкуру на новую яркую ткань инков и часто пела.

Она пела не песни людей, а песни леса. Голос ее то урчал разгневанной самкой в логове, то взлетал в переливах, как яркая пташка на солнце. Бородатый сын Солнца очень любил ее пение, и она подумала, что он может так же полюбить и ее.