Клод Фаррер - Мир приключений, 1926 № 07

Противник блестяще разбил меня на всех позициях. Я ошеломлен этой теорией, этой строго логической последовательностью его мысли. Я начинаю приходить в возбуждение от открывающихся перед моим воображением горизонтов. Какая чудовищная, смелая и заманчивая идея! Как жаль, что она неосуществима!

И я уныло говорю только:

— Ну, со сном дальше секунды куда же итти!..

Но человек с серыми, пустыми глазами продолжает:

— Секунда также имеет деления — она содержит в себе 60 терций. И при сне в одну терцию через две, вы будете жизнерадостным и подвижным и всю жизнь сознательным и бодрствующим для самого скептического и наблюдательного глаза. Нужно было только найти управление этими терциями — регулятор!.. И после долгих опытов он найден мной и заключен в эту склянку!..

Перед моими глазами снова зеленая жидкость. Я смотрю на нее с восторгом.

— Биотрансформатор, — шепчу я.

— Да, Биотрансформатор — претворитель и распорядитель снотворных волн! Действие его абсолютно безболезненно и безукоризненно. Лучшая ему рекомендация та, что он непрерывно испытывается мною на самом себе в течение ряда последних лет. Да, вот мы с вами провели сегодня неразлучно двенадцать часов. За это время, для суток, я уже наполовину выспался. В общей сложности 4 часа полного и глубокого сна и, однако, вы меня видели все время бодрствующим!.. Один глоток действует в течение недели…

— Значит… Значит и в эти ночи?..

— Ну, конечно, и эти две ночи я не спал, как и всегда!

Я вскакиваю и бегаю по купе в величайшем возбуждении. Голова моя пылает, множество различных чувств обуревают меня. Не в силах выразить их словами, я беспорядочно выкрикиваю:

— Вы — гений!.. Вам не было и нет равного в человечестве!.. Ваше открытие переворачивает жизнь и приближает нас к Сверхчеловеку!.. Омоложение — ерунда по сравнению с вашим открытием!

Трясущимися руками я поворачиваю перед глазами пузырек с необыкновенной жидкостью, и ее зеленый цвет опьяняет меня и наполняет неслыханным восторгом.

Мой спутник разражается смехом. Вероятно, я смешон со своим патетическими восклицаниями. Я смущенно умолкаю и сажусь на диван. Собеседник наблюдает меня.

— Вы — энтузиаст, — говорит он, — мне кажется, вы преувеличиваете значение моего элексира… Ну, чтобы вы с ним сделали, будь он в ваших руках?..

Я снова загораюсь. Без запинки я начинаю перечислять:

— В первую очередь я снабдил бы им всех выдающихся людей, чья жизнь дорога, — общественных, политических деятелей, писателей, художников, мыслителей, ученых… Да, мало-ли!.. Есть многие специальности труда, — представители которых не смогли бы обходиться без биотрансформатора, таковы, например…

И снова длинный ряд наименований потек с моего языка.

— Ну, а себя вы забыли?.. — перебивает меня спутник, — или вам лично это не интересно?..

Себя?.. в моем мозгу мелькает мысль о ближайшей неделе: Москва, экзамены… Полных 24 часа бодрствования в сутки были бы как нельзя более кстати…

— Просто я не смел думать… А вы позволите? — почти с мольбой смотрю я на него.

Пустые глаза приближаются ко мне. Рука протягивает зеленую бутылочку.

На одну долю секунды, на неуловимо короткое мгновение, мне становится холодно и страшно. Но я подавляю это ощущение. Я беру бутылочку и делаю глоток…

Едкая жидкость на минуту захватывает дыхание…

— Вот будет сюрприз Евгению, — мелькает у меня в голове.

Как сквозь туман, я слышу голос спутника:

— Ну, что? Ощущаете его действие?..

— Да, ощущаю… Мне кажется, что я… воспринимаю окружающее… медленнее… я вас смутно… различаю… в чем…

Сумрак сгущается и душит меня. Сиреневое купе вспыхивает багровым светом….Я теряю сознание…

Я прихожу в себя только утром. Диван моего спутника пуст.

— Кому пересадка на Москву, приготовьтесь — подъезжаем к станции, — слышится в корридоре голос проводника.

— Проклятый химик одурачил меня, — думаю я, корчась от стыда за свое легковерие.

Голова у меня мутная, в глазах — туман, во рту отвратительный привкус металла. Дрожащими руками собираю вещи и направляюсь к выходу.

Поезд уже стоит у дебаркадера [15]. У дверей пассажиров выпускают медленно. Там стоит агент и допрашивает проводника:

— Кто садился в N?

Он называет станцию, на которой сел мой спутник.

— Из тех мест только два пассажира были… Один вышел ночью, да вот они… — проводник указывает на меня.

— Я сел на две станции раньше, — говорю я.

— А это мы сейчас увидим, — вмешивается агент, предъявите ваш билетик!..

Я ищу билет и не нахожу его.

— Вероятно, потерял в суматохе…

— Так!.. Тогда документы ваши позвольте, гражданин.

Я охотно лезу в карман. Но что это?.. Бумажника нет. Я бесплодно шарю по карманам и, наконец, заявляю дрожащим от негодования голосом:

— У меня похитили бумажник с документами…

— Так, — говорит агент, — тогда я вас, гражданин, задержу!..

— На каком основании? — гневно говорю я. Я раздражен и в мои расчеты не входило быть так глупо и некстати арестованным. Я делаю движение, пытаясь пройти вперед.

Но агент мигает кому то сзади меня и говорит:

— Бери!

Несколько дюжих лап мертвой хваткой берут меня за руки и за воротник пальто и толкают вперед.

— Сумасшедшего поймали, — слышу я голоса в толпе.

Мне начинает казаться, что я вижу скверный сон или действительно схожу съума.

В дежурной комнате накурено, душно.

— Привели? — спрашивает кто-то в фуражке с малиновым околышем.

Он смотрит на меня. Смотрит в лежащий перед ним телеграфный бланк. На лице его удовлетворение.

— В чем меня обвиняют? — с раздражением спрашиваю я его.

— Успокойтесь, — ласково говорит он, — здесь вас не будут обижать. Сейчас мы с вами поедем в гости… Успокойтесь!..

— К чорту — гости! — кричу я, — идите к дьяволу с гостями!.. Мне нужно в Москву. Я еду в авиошколу!..

— Вот мы вместе и поедем на летчиков учиться, — говорит он с противным смехом, — вот я сейчас позвоню!

Он крутит ручку аппарата.

— Губздрав?.. Да, да!.. Пришлите машину за больным по телеграмме ноль семь семьдесят… Да, да!.. Уже — у нас это быстро… Мы сейчас поедем к вам в гости… то бишь в авиошколу!..

На лице его снова противная улыбка…

Я вдруг отчетливо сознаю весь ужас и безнадежность моего положения. Ясно — по непонятным для меня причинам — меня считают умалишенным. Значит, на платформе я слышал правду… Стараясь быть возможно более спокойным, я говорю: