Николай Морозов - Мир приключений, 1926 № 06

Главными принадлежностями культа является каменный жертвенник, у подножия которого находится клетка со змеей и несколько больших медных чаш, наполненных — одни костями, другие тафией (водкой). Когда все верные культу оказываются в сборе, колдун или колдунья начинают свои заклинания, повторяемые хором всеми присутствующими. Они призывают благословение на верных и месть на предателей. Затем приводят буйвола или приносят петуха, убивают их и кровь выпускают в чашу с тафией, после чего пьют эту отвратительную смесь. В прежнее время этот буйвол, петух, или иное животное лишь заменяли человека, так как Воду требует себе в жертву «козленка без рогов», т. е. другими словами, белую женщину или ребенка.

Иногда эти фанатики съедали свою жертву. Еще в конце XIX века один такой колдун заманил свою собственную племянницу, которая была убита и съедена всеми присутствующими, при этом, как выяснило следствие, в пиршестве принимала участие и мать несчастной жертвы.

Все это с несомненностью говорит за то, что культ Воду есть пережиток людоедства, и тем более кажется удивительным, что такая странная и изуверская секта могла найти себе приют в городе небоскребов.

Негр, задавленный, не признанный в своем человеческом достоинстве, отомстил за себя, набив голову гордого американца мрачной чепухой первобытных лесов.

Я — человек военный и не писатель, но путешествие, которое мне пришлось сделать, так своеобразно, что его стоит расказать.

В Туркестане две сравнительно больших реки: Сыр-Дарья и Аму-Дарья. Обе эти реки впадают в Аральское море. Некоторые историки говорят, что Аму-Дарья раньше впадала в Каспийское море, но хивинцы, боясь продвижения русских на восток из Астрахани через Каспийское море и вверх по Аму-Дарье, пустили последнюю по другому руслу в Аральское море и отгородили себя от Каспия непроходимой пустыней. Петр Великий, не довольствуясь своими завоеваниями на западе, задумал расширить владения и на восток и послал отряд под командой Бековича-Черкасского через Астрахань на Хиву, чтобы пустить Аму-Дарью по старому руслу и наказать дерзких хивинцев. Участь этого отряда известна: хивинцы приняли его сначала дружелюбно и развели на квартиры по разным кишлакам, а ночью, по сигналу, разрозненный отряд вырезали во главе с Бековичем-Черкасским, а часть воинов продали в рабство в Персию и своим бекам. Так кончилась первая экспедиция русского отряда, а Аму-Дарья и по сие время продолжает наполнять своими водами Аральское море.

«Аму» — слово персидское и значит «мать», а «Дарья» — узбекское, и означает река. Аму-Дарья в верховии своем, выше Термеза, в 90 верстах от впадения в нее реки Вахш, носит название Пяндж, что по таджикски означает пять. Ее составляют пять небольших, но очень быстрых и многоводных горных речек.

Река Пяндж всю осень, зиму и по май месяц ничего особенного собою не представляет: обыкновенная горная, быстроходная река и даже во многих местах, где бывает много русл, проходима в брод, но за то в течение четырех месяцев: мая, июня, июля и августа, когда на горах Памира, Афганистана и Индии начинает таять снег, Пяндж становится неузнаваема. В это время она напоминает дикого зверя, вырвавшегося из клетки, который, почуяв свободу, мчится в поле, в лес и уничтожает все живое, мешающее ему.

Пяндж из синей превращается в желтую, с шумом и ревом, похожим на рев тигра, мчится с быстротой четырнадцати верст в час и уничтожает на своем пути все, что мешает ей гнать ея желтые воды, подмывает берега, смывает целые кишлаки, осмелившиеся построиться на ее берегу, опрокидывает горы, и горы, с грохотом и гулом, напоминающим орудийные выстрелы, падают к ногам Пянджа. Река, точно зверь, уничтожает их как мелкую добычу, а сама с пеной и кровью, — смотря по цвету горы — мчится дальше, вырывает деревья с корнями, и несколькими бросками, — то к одной, то к другой скале, — превращает их в щепки и все это несет в Аральское море.

Но когда чрезмерная тяжесть глины, песку и камней становится реке не под силу, она бросает их, образуя мель, а зачастую и песчаный остров, сама же бросается вправо, или влево, и напором, с подоспевшими новыми волнами, прокладывает себе новый путь. Нет другой реки, которая бы так часто, почти ежедневно, меняла свое русло. Ни один капитан парохода не может ее изучить. Самый старый капитан, Илья Иваныч, двадцать пять лет плавающий здесь, не может ее изучить и часто садится на мель.

В это время года ни один контрабандист не рискнет переправляться с товарами из Афганистана или обратно, и как раз в это то время, в половине мая, по служебной надобности, мне с женой пришлось путешествовать вверх по Пянджу от Термеза до Сарая.

Помещаемая здесь фотография дает представление о пристани каюков в Термезе и о самих каюках. Как видит читатель, все здесь первобытно просто, незатейливо и лишено всяких удобств.

Мы, пассажиры, человек 15, да столько же красноармейцев для прикрытия груза на каюках от нападения басмачей, стали рассаживаться. Мы выбрали самый большой каюк, боясь, что маленький может скорее утонуть. Впоследствии мы очень раскаивались в своем выборе. На нашем каюке было до полуторы тысячи груза. Формой своей каюки похожи на большую лодку, сделанную из толстых, вытесанных топором досок, обитых железными скобами. Кроме топора, никакой другой инструмент каюков не касался. Щели заткнуты ватой. На носу каждого каюка вмазан котел для варки пищи рабочим в пути. На каюке имеется свой кок (повар). В этом казане он и обед варит, и чай кипятит, и лепешки печет.

Ровно в тринадцать часов по московскому времени (местное на два часа раньше), все матросы зашевелились, поснимали с себя излишнюю одежду, даже и кальсоны, остались в одних рубахах, прикрепили к плечам небольшие войлочные подушечки для предохранения плеч от грубой веревки, надели на ноги афганские туфли из грубой коровьей кожи с загнутыми кверху носами, и взялись за веревку, прикрепленную к бревну у носовой части каюка, скрепляющему бока последнего. От общей веревки шли в сторону, по числу матросов, концы других веревок, каждый длиной аршина три. На конце каждой веревки была прикреплена палочка, чтобы удобнее держать через плечо. Капитан каюка, «дарга», занял место на носу, вооружившись толстым, окованным на конце железом шестом, около семи аршин длины, для отталкивания от берега каюка, а один из более опытных матросов для управления каюком стал на корме с большим веслом, напоминающим своей величиной, формой и тяжестью деревенскую лопату, которой крестьянки сажают хлебы в печь. Матросы выстроились по берегу вдоль веревки, в затылок друг другу, перекинув концы веревок через плечо. На некоторых каюках матросов было человек по 5–7, а наш каюк, как самый большой, имел одиннадцать человек.