Джек Лондон - Мир приключений, 1926 № 03

Но как только он явился миру, личность его была установлена. Старым друзьям нетрудно было узнать в нем Персиваля Штульца, который с 1898 года работал в Союзе Металлистов в продолжении двух лет и, в то же время, состоял секретарем 369-го отделения Международного Братства механиков. В 1901-м году 25-ти лет от роду, он окончил специально-научные курсы в Калифорнийском университете и добывал средства к жизни в качестве ходатая по делам, называвшимся тогда «страхованием жизни». Зачетные ведомости его студенческих годов хранятся в университетском музее и очень незавидны. Профессора, лекции которых он слушал, помнят его, главным образом, из за его рассеянности. Несомненно, уже тогда пред ним мелькали отблески необъятных видений, которые впоследствии открылись перед ним.

То, что он назвал себя Голиафом и облекся в таинственность, было маленькой шуткой с его стороны, как он объяснил потом. В образе Голиафа или чего нибудь в этом же духе, он мог завладеть воображением людей и перевернуть мир — говорил он. Но как Парсиваль Штульц, человек в очках и с бакенбардами, весом в 59 кило, он не мог бы переместить даже лужицы.

Но мир скоро примирился со своим разочарованием в его наружности и прошлом. Он знал его и почитал, как гения всех веков, любил его за него самого, за его недоумевающие близорукие голубые глаза, за неподражаемую гримасу, в какую превращалось его лицо, когда он смеялся, любил его за его простоту, товарищеское отношение, за высокую гуманность, за пристрастие к соленым фисташкам и за его отвращение к кошкам. И теперь в Азгарде — этом городе чудес, возвышается потрясающей красоты памятник, пред которым кажутся карликами пирамиды и все чудовищные, забрызганные кровью памятники старины. И на этом монументе, как всем известно, начертано на нетленной бронзе пророчество и его исполнение:

«Все будут кузнецами радости и работа их будет в том, чтобы выковать счастливый смех на блестящей наковальне жизни».

( Примечание издателя. Это замечательное произведение принадлежит перу Гарри Беквита, ученика Ловельской средней школы С. Франциско, и воспроизводится здесь, главным образом, во внимание к молодости его автора. Мы далеки от мысли утруждать наших читателей древней историей. Но если станет известным, что Гарри Беквиту было только 15 лет, когда он написал это произведение, наша цель будет достигнута. «Голиаф» получил первый приз на конкурсе средней школы в 2254-м году, а в прошлом году Гарри Беквит воспользовался заслуженной им льготой, чтобы провести шесть месяцев в Азгарде. Богатство исторических подробностей, полное соответствие духа того времени и выдержанный стиль этого сочинения особенно замечательны в таком юном писателе).

В 1924 году, 12-го декабря (1343 г. 8 джеляля по лунному мусульманскому летоисчислению), Ибн-Саид, повелитель ваххабитов, после ряда удачных боев, захватил город Мекку и опубликовал декларацию, которая легла в основание настоящего рассказа.

В ней Ибн-Саид провозгласил себя халифом (наместником Магомета) и объявил о свержении короля Гуссейна, ставленника англичан, заявив, что он будет бороться за объединение племен всей Аравии и свержение гнета иностранцев. Декларация гласит:

«Я пришел у сильного вырвать правду для слабого. Мы, отрекшиеся от богатства, роскоши и всякого имущества, сильны, а наши деспоты — иностранцы беспомощны».

Далее Ибн-Саид призывает к борьбе всех сектантов ваххабитов и между ними всех, проживающих в Индии, (около полумиллиона человек).

Дело объединения Аравии еще не закончено и война продолжается до настоящего дня. Хотя Гуссейн бежал, но его сын Али был провозглашен королем Хейяца и Ибн-Саид, разгромивший резиденцию Гуссейна город Таиф, вынужден перейти к более длительной борьбе. Мусульманские народы, угнетаемые в европейских колониях, объединяются, и с этой точки зрения кровавая борьба, разразившаяся на Аравийском полуострове, имеет международное значение.

Голубая опрокинутая чаша раскаленного аравийского неба оперлась неровными далекими краями на красноватый песчаный океан. Дюны дымились от малейшего ветра, песок пересыпался, струился, и раскаленные застывшие валы иногда за один день во время самума перемещались к западу, туда, где начиналась цветущая долина города Таифа. Черные, глянцевитые утесы, наполовину погруженные в песок, непоколебимо, как прибрежные скалы, стояли на пути дюн. Здесь начинался берег острова песчаного океана. Яркими светло-зелеными квадратами тянулись поля люцерны, бледные, нежные купы банановых деревьев были разбросаны блеклыми пятнами и над возделанными, орошенными полями долины гордо подымалась матовая темная зелень высоких пальм. Искусственные водоемы, расположенные уступами по склону горы, сооруженные несколько столетий назад, выбрасывали запасы воды, скопленной в период дождей, и звонкие канавы разбегались по всей долине от мрачных каменных бассейнов, громоздившихся кверху, как скалы.

Посреди долины, в черной зелени кипарисов, мерцал белым отсветом мрамор дворцов. Тут находилась летняя резиденция Гуссейна, повелителя всего Хейяца. Мраморная мечеть Ибн Аббаса над могилою двух сыновей пророка, огромный дворец Али паши были окружены зарослями цветов, и розы горели, как пятна крови, возле белого мрамора высоких лестниц.

В северо-западном углу города, где тянулся сумрак от сплошной рощи пальм, поднимались средневековые бастионы и жерла бронзовых пушек грозно смотрели на город. Посреди города, как насмешка над могуществом крепости и прохладою дворцов, стояли неподвижные каменные идолы Аллами и Азза, выстроенные еще идолопоклонниками для посрамления пророка и сохраненные, как памятники старины, до наших дней.

Перед дворцом Али паши, там, где находились покои Зейнаб Эль Самара, теснилась целая толпа бедуинов, которые обыкновенно не решались появляться в городе. Оборванные и грязные, заносчивые и высокомерные, казалось, они принесли с собой весь губительный зной раскаленных песков, и теперь, когда эти горбоносые, стройные пираты песчаного океана грубо кричали на мраморных лестницах, казалось, что вслед за ними вторгнутся пески, среди которых они бродяжничают, и шуршащей лавиной засыплют дворец и город.

Нхар Эль рефуд (день похищения) уже миновал, сегодня был Нхар эль хазам (день пояса). Зейнаб Эль Самар празднует свадьбу с Неддемой, женщиной их племени. Никакие уговоры друзей и даже недовольство Гуссейна не остановили Зейнаба и теперь, среди толпы бедуинов, по мраморным плитам перед дворцом прохаживался разбойник, предводитель табора. Иногда он обходил вокруг всего дворца и его старый плащ с бахромой внизу медленно волочился за ним по цветочным клумбам. Скоро он уселся на ступень лестницы, положив руку на золотую рукоять дамасского кинжала, осыпанного рубинами и изумрудами. Раб короля, проходивший мимо для поздравления, высокомерно огляделся, но предводитель табора слегка сгорбился, как будто готовясь к прыжку, его цепкие пальцы стиснули оружие, — и раб невольно отвел глаза в сторону и улыбка застыла на его губах. Купец, проходивший по улице, одернул его за плащ, так как может быть завтра они встретят этого льва в пустыне. Посланный успокоился, увидев беспечного Зейнаба, раздававшего подарки бедуинам, но когда они подняли радостный вой, он содрогнулся и еле выговорил обычные слова свадебного поздравления: