Джером Биксби - На суше и на море [1970]

Однако не только альпинистские трудности подстерегают в наше время людей, отправляющихся в горы за пределами своей родины. Безукоризненно вежливый молодой индус в чалме — чиновник кенийской иммиграционной службы — хорошо поставленным голосом проинформировал нас о том, что правительство его страны разрешает нам пребывание в Кении без права продления виз лишь сутки.

Итак, прощай, тайная мечта о предварительной акклиматизации на склонах горы Кения, об экзотических фотографиях у столба с надписью «Экватор», что стоит на шоссе Найроби — Наньюки; фотографирующийся здесь обычно стоит так, что одна нога попирает твердь северного, а другая — южного полушария.

А активная акклиматизация ох как нужна! Ведь мы выехали в альпинистско-туристское «межсезонье», и спортивная форма большинства оставляет желать лучшего.

Интенсивные переговоры с опечаленной и поставленной в неловкое положение фирмой — и наконец выход найден. Два дня, которые мы должны пробыть в Кении, мы проведем в районе вулкана Меру на севере Танзании. При благоприятных обстоятельствах мы сможем совершить там тренировочное восхождение. Меру — западный сосед Килиманджаро. Это массив с несколькими вершинами на скалистом гребне. Высшая точка его достигает 4567 метров.

…Давно скрылись в дорожной пыли головы любопытных жираф, пасущихся у обочины. Ранние сумерки как бы сгустили нагретый дрожащий воздух. Где-то далеко на горизонте возникла и, постепенно увеличиваясь в размерах, надвигалась громада массива Меру.

Туман навис над близкими предгорьями. Группа медленно поднимается вверх. Струйки пота заливают глаза. Пряный аромат горного леса кружит голову. Гортанные крики крупных хвостатых обезьян бабуинов выводят из полудремотного состояния, навеянного ритмичным движением.

Середина дня. Высота — 3000 метров. Тяжелые серые облака спускаются на огромную террасу с одинокой охотничьей хижиной. Здесь наша первая акклиматизационная ночевка.

Утром следующего дня, поднявшись метров на пятьсот по крутой крупнокаменистой осыпи выше границы леса, группа остановилась на очередной привал. И здесь мы увидели своего будущего противника. Плотный слой белых облаков скрывал саванну. Массив Меру извилистой подковой прорезал облака, закрывая вид на запад. А на востоке в ореоле лучей восходящего солнца высилась черная громада Килиманджаро. Ближе к нам неправильной трапецией, опушенной в верхней части снегом, уходила в небо вершина Кибо. Позади маленьким бугорком выглядывал пятитысячник Мавензи.

Лучший способ проявить уважение — помолчать. Мы молчали несколько минут. Белая подвижная стена облаков, гонимая северным ветром, медленно поглотила темного великана…

Остались позади кофейные плантации вдоль автострады Аруша — Моши. Вечерняя прохлада ложилась на многоцветную саванну. Освещенные солнцем облака гигантской кучей собрались на обеих вершинах Килиманджаро, полностью скрывая их. Наш микроавтобус миновал развилку шоссе, решительно свернув к северу, к близким уже зеленым увалам — первой ступени массива.

И только теперь, когда все пространство перед нами было занято поднимавшимися к облакам склонами, мы ясно и бесповоротно ощутили, что отступления уже не может быть, что, по выражению Хемингуэя, «это и есть то место, куда мы держим путь».

— Минги сафари [29] Большое путешествие ( суахили). ,— радостно провозгласил швейцар «Кибо-отеля», вызывая рать коридорных служителей к подъехавшему автобусу. Но «бваны» решительно взвалили на плечи объемистые рюкзаки и, взяв в руки чемоданы, прошли в холл, где любезная хозяйка отеля сообщила, что ждет группу уже с утра. Наше необычное отношение к услугам персонала имело отнюдь не меркантильную основу. С самого начала надо было отстаивать твердость намерений осуществить самостоятельное сафари. Кстати, слова «бвана» и «сафари», прочно введенные Хемингуэем в мировую литературу, ныне хотя и не требуют перевода, но подлежат некоторому уточнению. «Бвана», имевшее ранее значение «господин», теперь означает просто уважительное обращение к собеседнику. «Сафари», некогда означавшее охотничье путешествие, в наше время также расширило значение. Сейчас его применяют и к восхождению, и к пикнику, и даже к посещению музея. Важно только, чтобы при этом было традиционное обслуживание иностранных туристов.

Фрау Брюль, весьма пожилая, но достаточно живая и энергичная немка, живет в этих местах почти сорок лет. Купленный еще в начале тридцатых годов маленький отель был перестроен и сейчас служит одной из двух (наряду с «Марангу-отелем») основных баз, откуда начинаются восхождения. Десятки тысяч людей прошли через холл отеля, где на почетном месте висит фотография седого пожилого человека с энергичным и благородным лицом. Под ней готическим шрифтом выведено: ««Кибо-отелго» от восходителя на Кибо Ганса Майера».

Хозяйка перешла в атаку сразу же после традиционных слов приветствия и распределения ключей от трех номеров с душем.

— Надеюсь, джентльмены откажутся от безусловно романтического, но абсолютно нереального намерения совершить самостоятельное восхождение?

В ответ на вежливо-дипломатические улыбки джентльменов фрау Брюль поведала малую толику альпинистских ужасов о вершине Кибо. Мы терпеливо объяснили принципы нашей спортивной и общественной этики и твердое намерение идти вшестером, и только вшестером, без проводников и тем более носильщиков.

— Но возьмите хотя бы повара. Какое же впечатление у вас останется о восхождении без нормального питания?

Нет, воистину, мы говорили на разных языках и в буквальном, и в переносном смысле.

На свет появилась книга, в которой на специально отведенном месте мы собственноручно засвидетельствовали, что группа выходит на свой страх и риск и предупреждена о том, что спасательные работы платные.

Свежая роса быстро просыхала на мясистых листьях агав и лепестках диковинных фиолетовых цветов. Последние минуты перед выходом. Хозяйка отеля искренне желает удачи, раздавая на прощание пакетики с ленчем. В 8 часов 40 минут утра 1 марта группа выходит из прохладного вестибюля под лучи безжалостного солнца.

Не раз приходилось нам раньше уходить в горы. От голубых тяньшанских елей, могучих саянских кедров или каменных камчатских берез поднимались мы к вечным снегам. А сегодня мы идем под светлыми листьями банановых рощ, мимо малорослых кофейных деревьев, буйных зарослей сахарного тростника.

Поотстали веселые ребятишки, провожающие необычный караван, только наш шофер-гид Эссау продолжает идти рядом, сочувственно поглядывая на наши лица, начинающие покрываться бисеринками пота. Но вот и он пожимает руку замыкающему и останавливается, широко улыбаясь и подняв над головой соединенные ладони. Он с микроавтобусом будет ждать нашего возвращения. Через час первый привал. Легкий ветерок приятно теребит насквозь пропотевшую рубаху. Идущие мимо женщины с огромными связками тростника неодобрительно качают головой. В разрывах облаков на мгновение появляются белые снега на склонах конуса Кибо. Это очень далеко от нас.