Джером Биксби - На суше и на море [1970]

Бесконечным потоком мчатся по улицам три четверти миллиона столичных машин.

На верхушке Латиноамериканской башни громадные электрические цифры отсчитывают часы, минуты, секунды и стремительно мелькающие десятые доли секунды.

Где-то слева, пересекаясь у памятника Куаутемоку, пролегли Реформа и авеню Инсургентес, самая длинная, по утверждению мексиканцев, улица в мире — 36 километров, на ней есть дома, обозначенные четырехзначными номерами.

Кварталы Мехико распланированы, во всяком случае в центре, довольно аккуратными прямоугольниками, и улицы здесь почти все пересекаются под прямым углом. Удобно и другое — улицы целых районов имеют сходные по какому-нибудь признаку названия. Вот, скажем, рядом улицы Токио и Варшава, Толедо и Биарриц, Лондон и Генуя, Рим и Лиссабон, а вот улица Нил, за ней улица Ганг, Миссисипи, Эльба, Марна, Нева, Амазонка, Рейн. Еще район: улицы Геродота, Мильтона, Гете, Ренана. За парком Аламеда, словно Южная Америка начинается у его старых платанов, потянулись улицы, называющиеся Колумбией, Чили, Гватемалой, Венесуэлой, Уругваем…

Бесшумный быстрый лифт опускает меня с высоты небоскреба на грешную землю, и я продолжаю путь по улице Хуарес, а потом попадаю в район древних домов, некоторые из них со своими резными фасадами сохранились со времен совсем седой старины.

И вот я на Сокало, или площади Конституции, — центральной в мексиканской столице и самой просторной, по утверждению местных жителей, площади в мире.

Когда-то здесь был парк, а ныне огромный, пустой квадрат. В центре его собирались воздвигнуть монумент Свободы и приготовили для него цоколь (отсюда название площади). Впрочем, теперь нет и цоколя.

Площадь окаймляют величественные здания. Президентский дворец, очень длинный по фасаду, выстроен из бурого камня. Над окнами малиновые маркизы [24] Маркиза — матерчатый навес над окном или балконом для защиты от солнца. — Прим. ред. , у ворот — часовые. Можно зайти внутрь и полюбоваться великолепными фресками на галереях. Над дворцом в башенке колокол, который звонит раз в год.

Слева от дворца знаменитый собор, воздвигнутый на том месте, где некогда находился храм бога войны Уицилопочтли. Нынешний собор был заложен в 1576 году и в процессе строительства без конца переделывался. Он, живая история испано-американской архитектуры, носит следы самых различных стилей. Его массивные башни, суровый фасад, вычурная часовня, балюстрады и колокольня, пристроенные в XVIII веке, — все это представляет сегодня величественный ансамбль, перед которым останавливаешься в задумчивости, уносясь мыслями в прошлое.

Впрочем, о новых временах напоминают магазины — ну, скажем, обувные, «Канада», — нагло вторгающиеся современной рекламой в древний мир.

По вечерам площадь Сокало, дворец, собор, сад очень эффектно подсвечиваются. Весь этот район называется Примера кварта — Первый квартал, хотя сразу же за дворцом начинается лабиринт глухих подозрительных переулков.

Центральная часть Мехико, окружающая Сокало, — целое скопище магазинов, лавок, маленьких отелей, кинотеатров, кафе, ресторанов, «сентро ноктурно» — ночных кабаре. На многих улицах здесь одностороннее движение. В Мехико оно крайне интенсивно. Машин много — утверждают, что более миллиона, но если верить официальной статистике, эту цифру следует сократить до семисот пятидесяти тысяч. Автомобильный парк представляет весьма пеструю картину — начиная от «кадиллака», похожего на линкор, и кончая старой моделью «москвича». Много машин американских, французских, японских, западногерманских.

Мексиканцы любят украшать свои автомобили. Вот едет «фольксваген», покрашенный, как зебра, извивающимися черно-белыми полосами, вот «фиат» голубого цвета с разбросанными там и сям желтыми маргаритками, а вот новые такси, оранжевые и красные. Впрочем, старые такси еще более живописны — они зеленого цвета, и вместо шашек на бортах изображены треугольники, похожие на клыки. За это такси прозвали «кокодрильо» — крокодил.

Но даже те машины, что остаются первоначального заводского цвета, бывают «красиво» оформлены. На антеннах развеваются вымпелы, приборную доску украшают фотографии жены, детей, родителей или красоток; многочисленные фигурки — тигры, леопарды, крокодилы находят пристанище у оконных стекол.

Что касается автомобильных сигналов, то, конечно, ничего общего с обычными они не имеют. Тут и бас, и тенор, и дискант, и целые рулады и даже мотивы из оперетт, маршей. Когда же по улице движется какая-нибудь знаменитость и автомобилисты обнаруживают это, возникает настоящая какофония.

Нельзя сказать, чтобы принимались все меры для упорядочения уличного движения. Например, бесчисленные продавцы газет (большей частью мальчишки, но порой и старые женщины), рискуя жизнью, носятся посреди улицы, в самой гуще транспортного потока, протягивая свои листки автомобилистам.

Однажды в самом центре, на улице Хуарес у парка Аламеда, я видел такую картину. Уличный продавец игрушек-вертолетов, рекламируя свой товар, запускал их в воздух, а его помощник буквально из-под колес несущихся машин выхватывал крылатые игрушки.

У светофоров приходится ждать очень долго. Порой можно встретить довольно странное приспособление для регулирования уличного движения, рассчитанное, видимо, на мексиканский темперамент. Там, где надо замедлить скорость (и где никто, разумеется, не обратил бы внимания ни на какие мигалки или предупредительные знаки), поперек улицы врыты чугунные бамбушки — волей-неволей водитель вынужден притормозить и медленно переваливать через препятствия. Мексиканцы прозвали это сооружение «мертвым полицейским».

С огромной скоростью по городу несутся автобусы, медленно тащатся троллейбусы и трамваи, лавируют такси, катят беспрерывной вереницей частные экипажи… А над городом висит бурая плотная пелена смога, основную часть которого составляют выхлопные газы. Когда долго походишь по улицам, с непривычки режет глаза.

Мехико не такой уж древний город: его история не насчитывает и шести веков. Зато он может похвастать другим — стремительным развитием, особенно за последние годы. Так, если в начале века Мехико занимал площадь в 25 квадратных километров и имел население 350 тысяч человек, то в 1930 году площадь его удвоилась, а население выросло почти в четыре раза; в 1960 году город занимал уже 300 квадратных километров и имел пятимиллионное население. О нынешних его масштабах говорилось выше.

Почему же мексиканская столица раскинулась на столь огромной площади? Это объясняется глубоко укоренившимся у обитателей города страхом перед землетрясениями. В прежние годы здесь не осмеливались строить здания выше двух этажей. К этому следует прибавить традиционную приверженность мексиканцев к «своей крыше», заставлявшую их возводить на месте прежних «асиенд» небольшие, но зато «свои» домики.