Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

Знакомый тихий свист прорезал таежную тишину, подал голос пестрый дрозд, столь знакомый мне по сибирской тайге, и на душе стало веселее. Я вновь вышел в долину Бельго и уже не расставался с нею. Вокруг господствовала теперь только темнохвойная тайга с примесью лиственницы и березы. Все чаще путь преграждали участки сухостоя. Страшные признаки усыхания леса были заметны повсюду. Между оголенных стволов густо разрастался вейник, мертвые ели топорщили сухие ветви.

Как я узнал позже, процесс усыхания ельников — одна из самых мрачных загадок сихоте-алиньской тайги. Целые лесные массивы без видимой причины превращаются в безмолвные кладбища. На гибнущие деревья набрасываются вредные насекомые и усугубляют бедствие. Это странное явление объясняют колебаниями уровня грунтовых вод, изменениями климата и почвы, но не исключено, что аянская ель — одна из древнейших пород — подошла к порогу отведенного ей срока жизни на этой планете…

В низовьях Бельго открылась широкая низина с лиственничным редколесьем и густыми зарослями подбелого багульника — крупного кустарника с большими плотными листьями, зелеными сверху и молочно-белыми снизу. Высокие его кусты стояли сплошной стеной.

Через марь вели широкие следы гусениц. Это бульдозеристы из леспромхоза проложили дорогу. Тракторный след вывел меня на трассу газопровода Оха — Комсомольск, она тоже шла в пределах заповедника. Где-то возле селения Бельго стальная нить пересекает Амур.

Поднявшись на одну из приамурских сопок, я был вознагражден за долгий путь по ельникам и марям. На Амуре двинулся лед. Могучая река, стиснутая здесь правобережными сопками, яростно ломала ледовый покров. Смотреть вниз было жутко. Огромные льдины напирали на прибрежные утесы, громоздились и рушились. Лед прошел метров сто и остановился, но покой этот был недолог.

Бельговский лесник Павел Федорович Ткачев когда-то работал заготовителем пушнины и хорошо знал охотничью фауну этого района. Уроженец села Пермского, он прожил здесь всю жизнь и рассказал мне много интересного. В бассейне Бельго не водился ни кабан, ни изюбрь, но всегда было много кабарги, и нанайцы прежде ловили ее при помощи специальных изгородей.

Павел Федорович припомнил случай, как в год основания Комсомольска тигрица загрызла лошадь прямо в деревне. Тогда же охотник наткнулся в тайге по реке Горин на остатки тигра, задранного медведем-шатуном. А несколько лет назад шатун пришел прямо в город и был убит возле швейной фабрики.

Первого мая я возвращался из Бельго в Пивань. Словно отмечая весенний праздник, особенно ярко светило солнце, на обтаявших склонах появились желтые лютики и сиреневые хохлатки, а по Амуру плавно и торжественно плыли тяжелые белые льдины. По берегам сновали трясогузки, над рек. ой парами летали коршуны, в лесу слышались песни овсянок и горихвосток.

То поднимаясь на сопки, то вновь спускаясь к Амуру, я добрался до поселка лишь поздним вечером. Уже начал курсировать через Амур паром с вагонами, похожий на гигантского тюленя. Он перевозил не только грузы, но и людей. С этого дня наступила в новорожденном заповеднике подлинная страда.

С приходом директора коллектив заповедника составил девять человек. Иван Максимович Власов, бывалый опытный работник, горячо принялся за новое для него дело. [12] И. М. Власов был директором Комсомольского заповедника вплоть до своей кончины в начале 1971 года. Как подлинный друг природы, он искренне желал выполнить все возлагаемые на заповедник задачи. Но сделать это было очень трудно. «Положение о заповедниках Сибирского отделения Академии наук СССР», которым следовало нам руководствоваться, строго запрещает не только всякую хозяйственную деятельность, но даже пребывание людей на территории заповедника. В Супутинке и Кедровой Пади дороги в заповедник преграждены шлагбаумами, и даже группы туристов пускают туда лишь с ведома администрации по определенным маршрутам.

А здесь? Правый берег Амура возле Пивани — традиционное место отдыха горожан. В субботние и воскресные дни сюда устремлялись тысячи людей, они шли в лес, ломали зеленые ветви, чуть ли не с корнем рвали стебли даурского рододендрона и других цветущих кустарников. Каждый рыбак разводил на берегу Амура костер и ставил шалаш.

Колхозам требовался то строительный лес, то жерди, то участки под сенокосы. Жители Пивани привыкли ходить за дровами в ближние леса, они держали скот, и его надо было где-то выпасать. Проблемы охраны природы в жизни намного сложнее, чем они выглядят в иных брошюрах и лекциях. Чуть ли не каждый житель Комсомольска — таежник, рыбак, охотник. В заповедник шли за грибами и ягодами, за березовыми вениками и черенками для лопат, за муравьиными яйцами и корнями элеутерококка. Коллектив заповедника вел неравный бой за охрану леса, от которого люди привыкли брать и брать, ничего не давая взамен. Как трудно было нам убеждать веселых молодых людей, что не надо тащить в город охапки всякой зелени и уничтожать вокруг себя все живое. Сколько возникало стычек и споров! «Что ж, и цветок сорвать нельзя? А по траве ходить можно? А комара убить?»

Казалось бы, какой вред от того, что собрали букет цветов или сломали цветущую ветку. Но помножьте их на тысячи отдыхающих, и урон будет явным.

Большую помощь нам оказала тогда общественность Комсомольска. Мы выступали по радио и телевидению, в местной печати. Нас поддерживали активисты — любители природы. И все-таки соблюдать заповедный режим в таких условиях было невозможно, и пришлось искать компромиссные решения. По примеру других пригородных заповедников мы выделили вдоль. Амура и железной дороги зону отдыха, где разрешили местным жителям сбор грибов и ягод. Невозможно требовать, чтобы люди, идущие в лес, не сорвали гриб, не тронули ягод. А совсем не пускать отдыхающих мы не могли, да и создан был заповедник «в целях развития туризма и улучшения условий отдыха трудящихся», как сказано в решении крайисполкома.

Однако, пойдя на такое изменение режима, мы строго соблюдали в дальнейшем запрет охоты, рубки леса и сбора орехов. Именно орешники причиняли нам много хлопот: ведь за орехами идут в тайгу на несколько дней, берут собак, ружья «от медведя». Осенью на сбор кедровых орехов устремляется едва не весь город. Шишки тащили в сумках и чемоданах, «рационализаторы» изобрели даже маленькие переносные молотилки, которые легко прятать в лесу.

Еще труднее приходилось в предновогодние «елочные» дни, когда работники заповедника отбивали настоящие лесные налеты. Из-за рубки новогодних елок исчезали пригородные хвойные леса, люди часто валили даже большие деревья, отрубая у них лишь верхушки.