Зоя Туманова - Веточка из каменного сада (сборник)

Четыре пары молодых глаз столкнулись друг с другом, ища в других опоры — супротив профессорской чудаковатости.

Соперники — они желали друг другу добра. Интеллектуалы привлекали ярко выраженной спортивностью облика. Были здоровы, полны энтузиазма… И всего этого было мало.

Вересов начал так:

— Мой учитель, академик Янецкий, — знаете? (торопливые, радостные кивки), — так вот, тех, кто просил посвящения в рыцари археологии, угощал присказкой: «Наша наука — дама капризная, требует от служителя своего таких достоинств: воображение поэта, знания мудреца, руки хирурга, плечи землекопа, веселость птички божией, помогающая сносить все и всяческие неудачи, терпенье муравья и выносливость мула»… Так вот — кто из вас мог бы такими качествами похвалиться?

Молчание. Опущенные глаза. Которые подымутся первыми?

Первыми оказались вот эти — серо-синие, помаргивающие от доброжелательного любопытства ко всему белому свету, — глаза того, кто носил уютную фамилию Сергушов.

— Нет у меня всех этих качеств, Игорь Николаевич! Одно только и есть — муравьиное терпение. Но, может, с его помощью можно приобрести и остальные?..

Вслед за ним решилась и девушка, единственная в компании, Шумарина. Славное, тугощекое личико заметно порозовело:

— Игорь Николаевич, я… Извините, у вас нитка к рукаву прицепилась…

Никто и понять не успел, — обрывочек нитки, миллиметров в двадцать, с рукава был снят и, на глазах у зрителей, мгновенно завязан изящным бантом.

Выходка тоже была изящной, чисто женской, Игорь Николаевич даже поаплодировал — символично, на словах:

— Браво, браво! Таким образом, нам правильно указано, что без женских рук в археологии не обойтись. Наши реставраторы — это же чудотворцы! Говорят, бог создал человека из глины. Но та глина не была расколота на тысячи обломков и перемешана с мусором столетий! А они имеют дело именно с такой — и сотворяют из нее нечто поразительное.

Итак, перед нами уже два слагаемых идеального археолога: упорство Сергушова, руки Шумариной… Что добавите вы, Кудинов?

У этого — над пристальными темными глазами взметывался характерной лепки лоб.

— Я?.. То, о чем забывал академик Янецкий, — добавлю удачливость! Адскую веру в себя! В мойЧертомлыкский клад… в моюгробницу Тутанхамона!

Игорь Николаевич не спешил ответить на явный вызов. Поторопился четвертый из абитуриентов, Матниязов, и фамилией, и обликом уроженец тех мест, где, в страде и гореньи, проходила археологическая юность профессора Вересова.

— Археология — не кладоискательство! — сказал этот, с тем самым, навсегда памятным и милым акцентом…

— Все мы, так или иначе, кладоискатели. Ищем клад славы. Только одни находят, другие — нет! — Кудинов поглядывал с веселым превосходством и на товарищей, и на профессора тоже.

Игорь Николаевич мысленно потирал руки: в споре, если и не выявляется истина, то спорящие выявляют себя.

— Не понимаю таких людей, — девушка повела плечами: — Слава! «Пусть все знают, что это сделал я!» Разве недостаточно — для себя знать: это сделал я…

— Есть еще вариант, — негромко бросил Сергушов, — достаточно знать: это сделали мы…

— Ах, смирение паче гордости! — запаясничал Кудинов. — А между прочим, выходят труды. И на обложке — «И.Н.Вересов» — к примеру! А вовсе не «мы». Хотя и «мы» там были…

— «Обычай — деспот меж людей!» — Игорь Николаевич от души развеселился, он любил в науке людей бестрепетных, лезущих на рожон, таких, кому не заслонит пусть даже крохотной истины широкая спина авторитета; впрочем, все это могло быть и мальчишеской наглостью…

У Матниязова по-восточному малоподвижное лицо ничего не отразило, только в нефтяной черноте глаз просверкнуло нечто, как отблеск молнии.

— Разве в том дело, кто написал? Кто открыл? Важно — для кого и для чего открыл!

— Ну, ну! — продолжал поддразнивать его Кудинов. — Ты, например, что собираешься откопать в земле, какой клад?

— Мой клад не в земле, мой клад — земля! Археология помогает увидеть все, что забрала пустыня у людей: дороги, каналы, города! Она говорит: все это можно вернуть! Разве такому — не стоит отдать жизнь?

— Какое узкое делячество! — девчурка в волнении прижимает ладони к щекам. — По-моему, наша задача — узнать, какими были люди древности? Что они думали, что чувствовали? Вещи, статуи, золотые клады — совсем не главное, вовсе нет! Вот новгородские берестяные грамоты — другое… В них — ожившие голоса предков!

— Если молчат книги, говорят стены, — опять негромкий голос Сергушова. — Все, что делает человек, рассказывает о его материальной культуре. О способе производства, о строе общества, о закономерностях истории, наконец…

— Прописи, прописи, уважаемый мой отличник, — устало снисходит Кудинов. — Общие места. А ведь даже «мы» состоит из личностей. Пусть ты вписал в летопись только одну запятую, но пусть она будет твоя! Открытая тобой…

— Игорь Николаевич! — все-таки эта Шумарина оказывается по-детски непосредственной. — А правда, что вы первое свое открытие сделали еще студентом, на первых же в жизни раскопках?

…Вот оно как: легенда отставала от действительности! Первое открытие Игорь Николаевич сделал школьником, членом исторического кружка, ни разу еще не вдохнув пыльного запаха раскопа.

В одной из любимых книг увидел снимок серебряной чаши, найденной близ Ярославля. Сюжет чеканки — охота на львов. Что-то знакомое, недавно виденное почудилось в тяжком замахе львиной лапы, в спиралевидных завитках гривы. Игорь схватил другую любимую книгу, перелистал — вот! Снимок фрески, украшавшей стены древнего дворца, конечно, уцелели лишь фрагменты, и все же…

Игорь написал письмо, в котором обращал внимание академика Янецкого на явное сходство сцены, изображенной на чаше, с фреской: сюжет, этнический тип людей, детали одежды, а также узор каймы…

Мама, увидев адрес на конверте, покрутила пальцем у виска и дала сыну легонький подзатыльник. Тем не менее, письмо было отослано и ответ получен. Академик писал, что стилевое единство несомненно, что восточное происхождение чаши очевидно, и это еще одно доказательство древних торговых связей между русскими княжествами и Мавераннахром. Письмо кончалось так: «Поздравляю с открытием, коллега!»

…Всего этого Вересов рассказывать абитуриентам не стал — как бы не уверовали, что именно так свершаются открытия! Он сказал так:

— Слухи, как это им и свойственно, преувеличены, но первая в моей жизни археологическая практика заключала в себе немало поучительного. Попробую рассказать…

Началось с колоссального невезения: какой-то нелепый бронхит. Все копали уже две недели, а он только еще ехал…