Александр Кириченко - Давным-давно

Женька как-то обмяк от этих моих слов.

- В глубокой древности, - повторил он мои слова, - в глубокой древности… Надо же!

Он устало опустился на глинистый выступ и, неподвижно глядя на плывущее к нам море, медленно заговорил:

- Слушай, спасибо, конечно, тебе за это открытие и все такое прочее, но, ты меня извини, это уж невыносимая тупость - твоя глубокая древность. Ты посмотри на скалу - это же ракушечник. Какие там люди?! Тогда даже ящеров не было. Это максимум палеозойская эра, силурийский период. Ракушки были тогда самым высокоорганизованным классом живых организмов… В крайнем случае - пермский период, эпоха резкого вымирания плеченогих. Это такие двустворчатые ракушки… Поверь, уж настолько-то я разбираюсь в этом. Учили. Мы ведь живем на границе платформы той эры. И тогда здесь тоже был берег… В глубокой древности! Да сотни миллионов лет этой древности! Вот когда впаялась эта штука в отложения! За такое время трухой рассыпался бы любой сплав. Это еще хорошо, что хоть такой след остался… Сотни миллионов лет, - пробормотал он еще раз совсем тихо, уже для себя.

И тут мне стало тоскливо. Не знаю почему. Собственно, какая разница - тысячелетия прошли с тех пор или миллион лет? Но такой тоски и безотрадности я еще никогда не испытывал. Как будто что-то самое дорогое ушло безвозвратно. Было рядом, близко - и прошло мимо, и нет никакой надежды на будущее.

«Душу из меня вынули», - говаривал мой шеф. И действительно, стоял я опустошенный, обесчувствленный. Может, а скорей всего наверняка, никто не погиб там, просто разведочный аппарат это был или использованный отработанный контейнер с приборами. Или с основной ракеты балласт выбросили. Кого жалеть теперь?…

Но, разобравшись со временем, я могу объяснить теперь ту навалившуюся на меня безысходность.

Будь тысячелетия этой находке, оставалась бы надежда на встречу с ними - пришельцами из чужого мира Они ли вернулись бы, мы ли добрались бы к ним. Но миллионы лет…

Это было чувство одинокого человека, заброшенного на пустынный остров посреди бесконечного океана. Только чувство было сильнее и больше, как Земля, затерянная в космосе, больше островка, - затерявшегося в ее океанах…

Я еще ходил туда несколько последних дней моего отпуска. Подолгу рассматривал рыжий силуэт. Пытался представить размеры, форму аппарата. И неясно было - сам ли он упал, такой изувеченный и деформированный, или тектонические процессы смяли безупречный когда-то овал. Считать, что нам повезло, или их несколько, а то и много еще разбросано в древних отложениях? Если те прилетали сюда не раз?

А по древнему городу уже пробирались к обрыву тяжелые краны, бульдозеры и тягачи - вскрывать грунт над обрывом.

Отпуск кончился, и с тех пор я не приближался к заветному когда-то для меня местечку. Раз только проходил на катере далеко от берега и мельком взглянул на закорючку крана, которая склонилась над темной непривычной щербиной в знакомом с детства силуэте обрыва…

Недавно пригласили меня на какое-то торжественное заседание. Скорее всего, в качестве экспоната. Молча демонстрировал я себя в президиуме, а приехавшие представители института металлургии волновались и волновали зал. Они говорили, что абсолютно точный состав сплава установить не удалось. Пока. Для этого нужны еще сотни анализов и сравнительный подсчет на ЭВМ. Но уже приблизительный экспериментальный сплав дал удивительные результаты. Редкоземельные элементы творят неожиданные эффекты при удачном процентном примешивании. Нужно еще установить очередность внесения присадок. И все такое прочее.

В общем, это было интересно. И было отвлеченно чужим.

А к обрыву я больше не ходил, хотя он и стал одним из самых достопримечательных мест в городе. Говорили и писали, что там раскопали пустоту с рассыпчатыми комьями какой-то аппаратуры…

Туда ездили семьями, устраивали пешие прогулки, добирались на лодках яхт-клуба и даже на специальном экскурсионном катере. Но мне того лета не повторить. Я не рискую ходить на обрыв - трудно будет, если снова всколыхнутся те неожиданные переживания. И еще хуже будет, если они не повторятся, если я буду бесстрастно смотреть на отчужденные и знакомые с детства места…

Вспоминая же тот свой отпуск, всякий раз невольно задумываюсь об одном.

Будничная, примелькавшаяся обстановка окружает, как правило, каждого из нас. Мы годами глядим, не глядя, на стены, на камни, пески и скалы, бездумно попираем ногами еще не обратившиеся в прах отложения прошлого. И лишь какие-то особые обстоятельства иногда побуждают нас по-новому взглянуть вокруг - с любопытством, с пытливым чутьем первооткрывателя…

Так почему, откуда у нас это равнодушие, эта нелюбознательность, эта удивительная леность взгляда? Откуда они?

Вот об этом я думаю, вспоминая свой отпуск, вспоминая без всякой неловкости свои разговоры с Женькой Болгаревым, наивные свои гипотезы, неумные сопоставления…