Мюррей Лейнстер - На суше и на море 1960

Рассказ

Рис. М. Олъвет

Мы шли тайгой. На пути то и дело попадались обгоревшие пни, а иногда и целые ряды почерневших, обуглившихся деревьев. Мне хотелось, как можно скорее уйти с этого мрачного места. Я люблю тайгу, люблю ее полную жизни, гордую и сильную, всегда стремящуюся к солнцу. Она живет, дышит, поет и сердится, но никогда не бывает жалкой…

Моя спутница, старая эвенка Мария, кажется разделяла мое настроение. Она молча ускорила шаг, а потом без всякой связи с предыдущим разговором вдруг сказала:

— Недавно пожар был. Смотри, сколько красоты сгорело. Говорят от курева. Кто-то огонь бросил на сухое сено. Сенокос здесь богатый был… — Мария вздохнула, — Хороший человек так не сделает. Хороший человек тайгу любит.

Она кинула на меня быстрый, испытующий взгляд. Черные умные ее глаза под негустыми белесыми бровями совсем молодо блеснули. Было как-то странно видеть эти молодые глаза на старом, морщинистом лице совсем седой женщины.

— У тебя беда, на сердце плохо? — тихо спросила она.

— Да, — ответила я просто, — мужа на материк проводила. Совсем.

Марию я знала давно, еще в пору своей работы в этих местах. Она была звероводом на колхозной ферме, и, когда я слушала, как она разговаривает со своими питомцами, черно-серебристыми лисами, мне казалось, что они понимают и любят её; как любят и понимают все окружающие. Мария обладала той удивительной чуткостью, которая заставляла даже мало знакомых людей вдруг рассказывать ей самое сокровенное и не лгать.

— Значит, совсем, — задумчиво повторила Мария, — Я твоего мужа знала. Хороший работник. И люди про него тоже хорошее говорили.

Мария сказала то, что больше всего меня мучило. Нет, я вовсе не хотела думать, что Виктор плохой. Ведь вот умеет он как-то с товарищами. И любят его. А со мной… Сначала мелкие ссоры, потом скандалы, ревнивые оскорбления, после которых мне все хотелось отмыться… А потом — недели, месяцы холодного, вежливого молчания. Виктор все чаще стал задерживаться на работе, а я радовалась каждой своей новой командировке.

Месяц назад Виктор пришел с работы неожиданно рано. За ужином, доставая из кармана изрядно помятый конверт, он протянул его мне и сказал:

— Вот, перевожусь в Н-ск, на завод…

Письмо было недельной давности, но я как-то вскользь заметила это, не удивляясь, что узнала о переводе мужа только теперь.

— Когда едешь? — спросила я.

И он тоже не удивился холодности моего вопроса.

Он понимающе кивнул головой и сказал, что вот расчет задерживают, но обещали на этой неделе закончить.

Мы простились, как прощаются давние, но не очень близкие знакомые.

— Напиши, если что надо будет, — сказал Виктор.

— Непременно, — ответила я, — и ты напиши…

— Не пишет? — спросила Мария.

— Нет.

— А ты?

— И я не пишу… Скажите, Мария, как же это так? Ведь вот вы знали его, Виктора. Сами говорите — хороший. Значит, это я… плохая? Да?

Мария засмеялась.

— Нет, тебя я давно знаю. Нет, ты совсем не плохая. Это… это знаешь как, — Мария покрутила рукой, подыскивая слова, и вдруг обрадованно указала на маленький, хрупкий цветок, примостившийся под большим, раскидистым деревом. И дерево и цветок были совсем свежими, не обгоревшими, и вокруг них на маленьком клочке земли даже зеленела несмелая трава. Они каким-то чудом уцелели от огня и выглядели необычно среди обожженной тайги.

— Смотри, — сказала Мария, — кругом огонь горел, каждое дерево о себе думало, каждый цветок о себе думал — такие все погибли. А эти, видишь, как стоят? Наверное, дерево думало, что это самый красивый цветок, и закрыло его своими ветвями, цветок и не видел огня. Он думал, что это дерево самое сильное. Даже огонь пожалел их, не тронул… Хорошо, когда любовь есть.

На какую-то минуту Мария словно забыла обо мне. Скорее всего она была сейчас мысленно с мужем. В поселке все говорили, что нет пары более любящей, чем Мария и Нестер. Высокий, широкоплечий, мускулистый, Нестер весь был воплощением силы. Движения его всегда размеренны и спокойны. Ни одно не пропадет зря. Нестер сплавщик леса. Его большие огрубевшие в работе руки, кажется, только и приспособлены для того, чтобы таскать огромные бревна, вязать плоты или спасать сплавляемый лес от капризов неспокойной реки в дни неожиданных паводков. И только одна Мария знала, какими нежными, осторожными, чуткими становились эти руки, когда Нестер оставался с нею…

Сколько трудного пришлось им вынести, сколько горя испытать, а вот любовь свою пронесли нетронутой, чистой, как в те дни, когда Нестер увез Марию из соседнего стойбища…

Мария слегка провела рукой по шершавому стволу дерева и все так же задумчиво сказала:

— Это не сказка. Это я про себя думала. И про тебя тоже.

И вдруг, решительно стряхнув минутную грусть, она потащила меня вперед.

— Пойдем, покажу тебе самое красивое место. Ты еще там не была.

Мы вышли на широкую просеку.

— Это вырубка, — объяснила Мария. — Вон сколько деревьев вырубили. Остальной лес от огня спасали.

За просекой снова начиналась тайга. Здесь трава доходила почти до пояса. Я шла за Марией по невидимой тропинке. Неожиданно свернув, Мария затерялась в гуще кустов, которых здесь было великое множество. В первый момент я растерялась, но тут же услышала голос Марии:

— Спускайся сюда! Вниз иди, я здесь!

Я раздвинула кусты и остановилась: подо мною, внизу, была река. Очертания ее берегов были настолько необычайны, что при виде их невольно появлялись всякие фантастические мысли.

Река напоминала девушку, в стремительном движении уносящуюся вперед. В одном месте берега почти сходились, как бы вырисовывая тонкий стан. Ниже по течению широкий разлив реки походил на развевающееся платье, а верхняя ее часть терялась в густых зарослях невысоких пушистых деревьев, которые, как пышные волосы, украшали головку девушки.

…Я на минуту зажмурила глаза, а Мария рассмеялась.

— Ну, правду говорила, что это самое красивое место! Знаешь, зачем я тебя сюда привела?

И, не дожидаясь ответа, сказала:

— Не знаешь.

Мы спустились к реке. Вода в ней была так чиста и прозрачна, что легко просматривалась до самого дна. Особым спокойствием и радостью веяло от этих мест, и я подумала» что не зря Мария любит здесь бывать.

Усевшись у самой реки, Мария сорвала травинку и бросила ее в воду. Травинка на секунду качнулась и поплыла вниз.